– Хотя бы тем, что вы так горячо защищаете его, мадам!

С чего бы это?

Анна Австрийская сжала ладони. Лед сделался еще тоньше.

– Мне больно смотреть, как кардинал опутывает вас своей паутиной, словно гигантский паук. Он губит всех преданных вам людей. Теперь он доберется и до капитана мушкетеров – господина де Тревиля. Вы же сами говорили мне, что люди де Тревиля терпеть не могут гвардейцев кардинала и частенько поколачивают их, несмотря на то что Ришелье набирает в ряды своих телохранителей самых отъявленных головорезов и бретеров Парижа!

– Да, это правда… Совсем недавно…

– Вы сами видите, ваше величество, что у кардинала есть причины питать к господину д'Артаньяну недобрые чувства.

А вы заключили его в тюрьму!

– Но я не приказывал отправить д'Артаньяна в Бастилию. Я сам узнал обо всем только вчера! – воскликнул Людовик и понял, что проговорился. Это рассердило его еще больше.

– Кардинал дошел до того, что распоряжается всем без исключения!

– Мадам, – резко перебил ее король. – То, что сделал кардинал, сделано от моего имени и заслужило мое одобрение. У него и у меня есть веские основания для этого.

– В таком случае я умолкаю, ваше величество.

Людовик понял, что он так ничего и не узнал. Он хотел повернуться и уйти из покоев королевы, сказав ей на прощание какую-нибудь резкость, к которым Анна Австрийская уже привыкла, однако благоразумие победило гордость.

– Все же вы могли бы помочь мне, Анна, – примирительным тоном проговорил король. – Ришелье что-то скрывает от меня.

– Ах, ваше величество! Вернее сказать – кое-что он не скрывает!

– Вы не любите кардинала, я знаю. Но оставим это. Мне и впрямь не нравится, когда моих мушкетеров сажают в Бастилию из-за каких-то сомнительных историй…

Анна Австрийская насторожилась:

– Позвольте спросить, ваше величество. Кардинал объяснил вам, что это за сомнительные истории?

– Не слишком внятно, – признался король. – Он посоветовал уточнить детали у вас, мадам.

«Неужели гасконец проговорился!» – подумала королева.

Анна Австрийская забыла, что, в смятении чувств отправляя д'Артаньяна в погоню за дю Трамбле, она сама разрешила ему действовать от своего имени. Сейчас мысль о том, что кардиналу стало известно, кто приказал арестовать дю Трамбле, пугала ее, хотя она и не присутствовала на знаменитой встрече заговорщиков в Лионе.

Она решилась:

– Вот видите, ваше величество. Ришелье просто не выносит согласия между нами и старается непременно поссорить нас. Его приспешник дю Трамбле подслушал, как Бассомпьер и еще несколько военных резко высказывались о кардинале, и помчался к нему с доносом. Узнав об этом, маршал не на шутку встревожился – не столько за себя, столько за своих подчиненных, которые, не будучи защищены от мести кардинала, могли поплатиться за вольные речи. Маршал обратился к королеве-матери, а королева-мать – ко мне.

– Но почему именно к вам, мадам?

– Это очень просто, государь. Королева-мать просила послать вдогонку за дю Трамбле верного человека, чтобы он перехватил его по дороге и помешал тем самым оклеветать этих дворян. Однако прошло время, и догнать дю Трамбле мог лишь такой человек, как господин д'Артаньян.

– Но господин д'Артаньян – мушкетер.

– Вот по этой-то причине королева-мать и попросила меня отдать приказ шевалье д'Артаньяну. Ее приказа он не стал бы исполнять.

– В самом деле – просто, – сказал повеселевший король.

– И теперь бедный господин д'Артаньян томится в Бастилии.

– Он крепко насолил кардиналу, чуть не отправив на тот свет де Жюссака и Бернажу – двух его лучших гвардейцев! – рассмеялся король. – Я поговорю с кардиналом. Он не должен сводить счеты с мушкетерами подобным образом.

Его величество удалился, вполне удовлетворенный объяснениями королевы. Анна Австрийская же осталась в тревожной неизвестности.

На следующий день королева пригласила господина де Тревиля. Между ними произошел разговор, после которого заключенный Базиньеры без номера получил через месье Гийо записку. С трудом разобрав каракули, узник прочел:

«Знает ли он, чью просьбу вы выполняли в Дофине? Вы назвали имя?» Судя по почерку, писала полуграмотная женщина, и, хотя бумага была старательно смята и покрыта жирными пятнами, все же это была дорогая бумага. И распространяла она тончайший аромат духов, который узник не спутал бы ни с чем на свете. Такой же аромат исходил от нежной ручки, протянутой ему для поцелуя из-за бархатной портьеры, в день его памятного возвращения из Лондона.

На следующее утро стражник забрал вместе с нетронутыми блюдами клочок бумаги со следующими словами: догадывается, но не знает наверняка. И никогда не узнает". В тот же день капитан мушкетеров господин де Тревиль был снова удостоен аудиенции у ее величества. Фрейлины королевы отметили, что разговор привел королеву в хорошее расположение, это было неудивительно: капитан мушкетеров пользовался репутацией галантного кавалера и ловкого придворного.