Голос его прокатился по залу, как морская волна по прибрежной гальке, ударился о противоположную стену, как прибой о берег, и вернулся обратно, повеяв в лицо, как порыв жаркого летнего ветра.

– Никто не упрекнёт вас в трусости, ваше высочество, – продолжал дракон уже тише, – после того, как вы умудрились подраться с моим братом.

Присутствующие вскинули головы, как один, глядя на меня с ужасом и недоверием, будто я была ожившим мертвецом.

– Надеюсь, ваш брат в добром здравии? – спросила я, не поворачивая головы. – Он жив?

Разумеется, никто не знал, что после драки со мной Тюнвиль подрался с родным братом, и прозвучало так, будто это я отделала дракона, что он сейчас отлёживается где-то с примочками.

– Жив, – коротко ответил Рихард и с преувеличенной заботой поинтересовался: – А вы как?

– Как видите, – сказала я не особенно вежливо. – Вы позвали меня, чтобы справиться о моём самочувствии? Могли бы послать записку.

– Нет, мы здесь по другому поводу, – сказал Рихард. – Вот эти люди, что перед вами, принц, они умышляли поджечь угодья графа Ламброзо…

– Ну и что? – перебила я его. – Это их семейное дело. Вон тот, – я указала на Манчини, – родственник графа. Пусть сами решают, что они не поделили. И кстати, графу Ламброзо вход в Солерно запрещён. И некоему Подридо, прозванному Гнилым – тоже.

– Это я приказал их привести, – снизошёл до объяснений король Рихард. – Вы, может быть, не в курсе, принц, но эта шайка хотела поджечь угодья графа и выставить вас виновным.

– Какая низость, – процедила я сквозь зубы.

– Но я здесь ни при чём, ваше величество! – завопил Ламброзо. – Это мой брат решил помочь мне таким странным образом!

– На допросе они признались, что действовали по твоему приказу, – заметил король и спросил с ленивой угрозой в голосе: – Ведь так?

Манчини закивал первым, а следом за ним закивали его дружки, и можно было только позавидовать королевскому умению вести допросы.

Ламброзо сразу сник, а король сказал, пристукивая в такт словам ладонью по колену:

– Значит, дело ясное. Хорошо, что никто не стал затягивать суд. Не люблю долгих разбирательств. Значит, этих, – он кивнул на Манчини и его сообщников, – в тюрьму на год, чтобы прыти поубавилось.

Я скосила глаза на мощную ладонь дракона. Вот этой самой ладонью он щупал меня там… в море. И потом… когда напал на принца Альбиокко, в шатре…

– А граф Ламброзо платит пени в казну Солерно в размере двенадцати тысяч солидов, – подытожил король. – Возражения есть? Возражений нет. Дело рассмотрено.

После этих слов я встрепенулась, возвращаясь в зал суда из королевского шатра. То есть вот так быстро? Пять минут, и делу конец? И Ламброзо не против пополнить нашу казну? Или король Рихард таим образом решил уменьшить будущий долг? Он ведь проспорит любовь принцессы Аранчии… Понял это и решил заранее позаботиться, чтобы платить меньше? Или это извинения за поведение герцога?

Мысли в моей голове полетели, как птицы, но тут Ламброзо угрюмо заявил:

– Возражений по приговору нет, но я подаю жалобу на принца Альбиокко. Он выпорол на площади моего брата. Пороть прилюдно благородных – это унижение чести и достоинства. Прошу наказать принца по закону, ваше величество.

– У вашего брата, оказывается, есть честь? – усмехнулась я, хотя так и закипела от этих наглых слов. – Нет, не думаю, – и я перевела взгляд на Подридо, который втянул голову в плечи, глядя в пол и, судя по всему, не слишком желая поддержать брата в подаче жалобы. – Какая там честь – сплошное бесчестье. Да и сам он не желает жаловаться. Верно, господин Гнилой?

Я не сомневалась, что этот трус сейчас кивнёт точно так же, как кивал Манчини в ответ на вопрос короля Рихарда. И король увидит, что принц Альбиокко тоже умеет внушать ужас одним словом.

Подридо не ответил, зато Ламброзо полез грудью вперёд:

– По своду законов Правды короля Рихарда, – сказал он торжественно, – жалобу может подать родственник или опекун. Я подаю жалобу от имени своего брата и настаиваю на справедливом суде.

– Твой брат получил то, что ему причитается, – отрезала я. – Ещё легко отделался. Я мог бы прибить его и закопать где-нибудь по-тихому. А то и живьём закопать. И жаловаться бы уже никто не стал.

– Вот! Видите, что творится? – Ламброзо возмущённо обернулся к королю. – Это беспредел, ваше величество! Мой брат – рыцарь благородной крови, а с ним обошлись как с последним вилланом. Это вопиющее нарушение закона.

– Рыцарь?! – я расхохоталась графу в лицо. – Это твой-то трусливый братец – рыцарь?

– Подождите, принц, – прервал меня Рихард. – Так-то он не слишком неправ. Его брат, всё же, принадлежит к дворянскому сословию, а вы пороли его на площади. Хотя за проступок полагалось…