— В общем, правильно ты ей право голоса дал, — вздохнула Шоня. — Она нам всё разложила по полочкам. И кто мы, и для чего мы, и куда мы, и как мы, а главное – как ты. Мне аж стыдно стало, что такая малявка меня носом натыкала в то, что сама я не допирала.

— В общем, прем, мы были дуры, — покаялась Колбочка.

— И дураки, — добавил Зоник. — Но это я только из чувства солидарности. Так-то я сразу за тебя был, учти.

— В общем, — подытожила Шоня, — ты наш прем, мы твоя корпа. Ты был прав, мы ошибались.

— А Лендик кретин! — добавил Зоник.

— И, если ты мне прикажешь с крыши прыгнуть, — сказала Колбочка до ужаса серьёзно, — я пойду и прыгну. Потому что я тебе верю, а значит, всё кончится хорошо.

— Э… Спасибо, народ. Я тронут вашим доверием, постараюсь оправдать и всё такое…

Что им Нагма такого наговорила?

— Так что с Лендиком сделаем? — интересуется Лирания.

— Отдадим в клан, Костлявой. Он там будет говно вёдрами носить, на всякие глупости времени не останется.

— Прем, — осторожно интересуется Шоня. — А зачем говно куда-то носить?

— Скоро узнаем. Потому что у меня для вас внезапное предложение…

И никто слова против не сказал!

***

— Эй, стрекозявка, что ты им такого сказала? — спрашиваю я, как только мы с Нагмой остались вдвоём.

В башне управления есть комнаты для отдыха персонала, они далеко не так шикарны, как апартаменты, где мы жили, но даже Шоня не скорчила недовольной рожи и не сморщила носик. Мы сидим с Нагмой на кровати и смотрим друг на друга.

— Ничего, братик, — отводит она глаза. — На самом деле, ничего особенного. Всё то же, что говорил им ты. Просто…

— Что, ватруха? Колись.

— Не будешь ругаться?

— Я на тебя никогда не ругаюсь.

— Я знаю. Но я не уверена, что сделала правильно. Может быть, не надо было так. Может, я поступила плохо. Ты же меня не бросишь из-за этого?

— С ума сошла? Ты не сможешь сделать ничего такого, чтобы я тебя бросил, потому что ты — самое дорогое на свете. Мне проще себя бросить.

— Правда?

— Самая правдивая правда, колбаса. Всё так и есть.

— Спасибо! — она завалилась на спину, положила голову мне на колени и смотрит снизу вверх огромными зеленущими гляделками.

— Так что ты натворила?

— Я дала им посмотреть своими глазами. На тебя, на себя, на них. Они даже не заметили.

— И от этого их так вштырило?

— Знаешь, братец, я довольно странно вижу мир.

— Допустим, — я погладил её по волосам. — Но я пока не понял, почему ты так напряглась.

— Я что-то с ними сделала, и они изменились. Стали другие.

— Хуже? Лучше?

— Не то, и не то. Они смотрят на тебя, как я.

— В каком смысле?

— Ну, если тебя не станет, я, наверное, сразу умру. Нет, не сразу, сначала буду долго плакать. Но потом всё равно умру.

— Нагма, солнце…

— Нет, дай скажу. Мне от этого не плохо, а хорошо, так что всё нормально. Но им, наверное, может стать плохо. Потому что ты не будешь же с ними всегда. Это со мной ты — одно, а с ними — нет. Мне кажется, я сделала то, чего не надо было делать. Но я не знала, что так получится. Я просто не смогла объяснить словами и показала. Прости меня, папа.

— Да уж, колбаса, если они все словили на меня внезапный импринтинг, проблем будет куча. Но я не думаю, что всё так плохо. Психика подростка чертовски лабильна. Скорее всего, уже завтра они оглянутся вокруг, почешут репу и скажут себе: «Чего это я на према смотрю, как дурак на балалайку? Нет в нем ничего такого, парень как парень». Через два дня начнут спорить и пререкаться, а через неделю устроят новый бунт: «А с чего это мы должны его слушаться?»

— Ты думаешь?

— Практически уверен, дочка. И, раз уж ты вспомнила, что я тебе в каком-то смысле папа, то иди умывайся и чисти зубы.

— Ещё рано!

— Мне надо выспаться.

— Вот ты и чисть!

— Ты как с отцом разговариваешь? — засмеялся я и прибегнул к воспитательной щекотке.

Когда Нагма сначала набесилась, а потом перестала икать от смеха, то сказала:

— Когда ты мной командуешь как брат, мне больше нравится.

— Почему?

— Потому что я могу сказать тебе «Нет, не буду!». Но не хочу. А когда как папа — то тоже не хочу, но и не могу тоже. Понимаешь?

— Понимаю, наверное.

— Ты всё понимаешь, ты хороший братик!