– Ладно, хватит, – оскалился Тойво. – Пока вы под моей крышей, не дам обижать сироту. Здесь подзатыльники давать могу только я.

– А с чего это я должен получать подзатыльники? – подбоченился Ахти. – Лучше своих дружков гони в шею. Едят чужую еду, портят коней! Ещё небось и платить не собираются.

– Да этого сироту попробуй обидь! – усмехнулся Гаспар. – Руку откусит. Как тебя звать, парень?

– Так я тебе и сказал! Имя, известное дело, не следует говорить всякому встречному.

– А то что?

– А то попадётся какой-нибудь чернокнижник и порчу наведёт!

– Вот оно как! – хохотнул Чемпион. – Ты где этого нахватался? Откуда будешь?

– Он с Зелёной Пирамиды, – ответил за мальчика Тойво. – Приблудился месяца три назад. Про порчу это ему Кукушка мозги промыла, а вообще он не глупыш – грамоте и письму обучен. А звать его Ахти. Так-то.

– Ну спасибо, – пробурчал парень и, сжав кулаки, пошёл к чану с тыквенной кашей.

– И верно, котик, подкрепись, добрее станешь, – проворковала Лемпи.

– Ты с Зелёной Пирамиды? – спросил Гаспар, и в его голосе послышалось любопытство.

– Какая теперь разница.

Мальчик положил в плошку комок густой каши, поморщился.

– Мы бывали там не раз, да, Цубаса? До того, хм, как всё рухнуло. Некоторые традиции Зелёной Пирамиды сохранились ещё от первых поселенцев Тауруса. Жаль, что в самой Исполине их почти не осталось. Тебе повезло там родиться, парень.

– Неужели?

Гаспар залпом осушил тыковку с пивом, хлопнул здоровенной ладонью по столу, отчего Лемпи широко раскрыла сонные глаза и ойкнула.

– Да ты хоть понимаешь, что нигде так не обучают детей, как там?! Не смотрят ни на происхождение, ни на род! Любой сорванец, выйдя оттуда, знает пять великих наук, говорит на нескольких языках, владеет ремёслами. Верно я говорю, Цубаса?

– Верно, – эхом отозвался человек в татуировках. – Только я тебя поправлю: любой знал, владел, говорил.

Гаспар махнул рукой:

– Ерунда. Вот этот бродяга может на древнем произнести боевой клич Зелёных. Ну, парень, не робей!

Ахти так и не притронулся к каше. Его глаза округлились, а губы, как чужие, проговорили:

– Олеме сиелло, мисса тули он!

Чемпион развернулся к напарнику:

– Ну что, ковёр узорчатый, слышал?

– Мы там, где пожар, – перевёл Цубаса. – Никогда не понимал, что это значит. Клич Зелёных многие знают. Я вот, например. А чем ещё докажешь, что ты оттуда?

– Нечего мне вам доказывать, – ответил мальчик, отправляя остывшую кашу в рот.

– И то верно, – сказал Гаспар. – Может, хотя бы расскажешь, из-за чего одна из великих твердынь пала?

Ахти снова замер, его глаза бездумно уставились на гостя, лоб наморщился.

– Не помнишь… – вздохнул Чемпион. – И у тебя так.

Они с Цубасой молча переглянулись.

– Не пойму только, – сказал человек в татуировках, – если парень жил в Зелёной, почему у него глухолесское имя?

– Тут как раз нет ничего странного, – подала голос Ку-Ку, отчего все вздрогнули. – Зелёная Пирамида ближе всех к северу, много нашей молодёжи уходило служить, в защитники Исполины. Вот и у парня родители, небось, из наших.

– Из наших? – поднял чёрные брови Гаспар. – С каких это пор Глухолесье престало быть частью державы?

– С недавних, – ответил за Кукушку трактирщик. – С тех самых, как местные не платят столице шкурками и древесиной. Были мы у них вечные должники. И доили нас, как коз!

– И охраняли от паскудных соседей, – возразил Гаспар. – И высылали зерно и лекарства, когда была в том необходимость.

Никто с ним не спорил. Чемпион, хрустнув коленями, поднялся:

– Ладно. Хватит разговоров. Пора в дорогу, пока от пива не разморило.

Цубаса мгновенно оказался на ногах, затянул пояс, проверил, как ходит короткий меч в ножнах, ощупал узлы на дорожной суме.

Гаспар извлёк из кармана связку с медными и серебряными колечками, брякнул ими о стойку:

– Плачу вперёд, Тойво, и надеюсь на твоё сердце, а не на твоё слово. Даю почти всё, что есть, потому что никто не знает, будет ли обратная дорога.

Трактирщик подмигнул, убрал звонкие колечки в денежный ящик.

– Постой, Чемпион, – сказала Кукушка. – Не уходи. Дай погадаю на дорожку.

– Э-э, нет, бабуля. Я слышал, сколько ты за это берёшь. Да и не хочу я знать, что меня ждёт. Пусть будет, что будет.