Шрифт:
«К сожалению, садху так и не вернулся. Это само по себе было достаточно неприятным фактом, однако тем временем те люди, которые завидовали успеху Нарси Мехты, занимались тем, что, наушничая, настраивали царя против него. Наконец царь, Рао Мандлик, послал за ним и сказал: «Я слышал, что, как только ты начинаешь петь Кедару, появляется Кришна. Сделай это сейчас! Докажи мне, что ты не ложный святой».
«Нарси Мехта сказал ему: «Махарадж, я не могу этого сделать: я заложил Кедару».
«Конечно, его отказ вывел царя из себя, и он сказал: «Что ж, теперь я вижу, что ты действительно фальшивый святой. Сегодня вечером тебя привяжут к столбу перед храмом Кришны, чтобы ты мог поразмышлять о своих преступлениях. Если Кришна не спасёт тебя к завтрашнему утру, тебя казнят».
«Так Нарси Мехта оказался в тисках. Пока он ждал рассвета, ему ничего не оставалось делать, как вспоминать Кришну. Однако Кришна никогда не проявляет жестокости к преданным ему. Он любит их больше, чем что-либо во вселенной. В тот вечер загадочный незнакомец (это был переодетый Кришна) пришёл к бакалейщику и заплатил долг Нарси. Незадолго до рассвета вылетевшая из ниоткуда расписка об уплате долга оказалась в руке Нарси Мехты. Нарси начал петь Кедару. Внезапно засовы на дверях храма отворились сами собой, двери открылись настежь, и ожерелье, украшавшее божество, взлетело в воздух и очутилось на шее Нарси. Верёвки, которыми он был привязан к столбу, пали на землю.
«Это, конечно, вызвало смятение среди людей, собравшихся посмотреть на казнь Нарси. Они столпились вокруг него, стали просить о заступничестве за них перед Кришной. Нарси бросился прочь, но они следовали за ним по пятам.
«За пределами города, наслаждаясь просветлением, сидел один агхори. Когда обезумевший Нарси приблизился к нему, агхори сказал: «Иди сюда, укройся за моей спиной». Когда подоспела толпа, взорам предстал лишь одинокий агхори. а Нарси Мехту с тех пор навсегда пропал из мира людей».
Нада-йога
«Итак, любая музыка — будь то западная, индийская или какая-то другая, — может принести пользу, если относиться к ней искренне и превращать её в садхану», — сказал я.
«Да. Я уверен, что если бы Тукарам Махарадж, который жил здесь, в Махараштре, почти четыре века тому назад, появился бы сегодня в Бомбее, и мы сыграли бы для него какую-нибудь хорошую западную песню, он бы сидел и наслаждался ею или по крайней мере делал бы вид, что она ему нравится. В ритме и мелодии этой песни ему всё время бы слышалась его мантра — «Рама Кришна Хари, Джай Джай Рама Кришна Хари. Рама Кришна Хари, Джай Джай Рама Кришна Хари».
«Что касается меня, то когда я сижу в вагоне поезда, моя собственная мантра начинает повторяться сама собой в такт со стуком колёс. То же происходило, когда я работал с текстильными станками: шум веретен задавал мне ритм. Люди, которые серьёзно относятся к своим мантрам и вкладывают в них свои сердца и души, произносят их всё время. Я бы даже сказал, что западная музыка больше подходит для выполнения джап, чем индийская, поскольку западные ритмы гораздо проще, чем индийские, требующие постоянного внимания, если не хочешь в них заблудиться». Вот оно что! Стоило ли удивляться, что он с удовольствием слушал рок-музыку, которую я привозил для него.
«Конечно, использование ритма в садхане отнюдь не исчерпывается простым повторением мантры в ритме вагонных колёс или под звук электрогитар с Барбадоса. Ты, наверное, слышал, как я играю Ганеша-Паран».
«Да». Это малоизвестный ритм, предназначенный для того, чтобы призывать Ганешу.
«Некогда в маленьком индийском царстве Датиа жил Кхудав Сингх, прекрасно игравший на пакхавадже (большом двойном барабане). Он был виртуозом пакхаваджа, поскольку он поклонялся Богине Дурге. Обычно, прежде чем начать играть, он подбрасывал пакхавадж в воздух, и Ма ударяла в него три раза. Потом он ловил его и начинал играть.
«Сестра махараджи, юная девушка шестнадцати-семнадцати лет, любила музыку Кхудава Сингха и, как только представлялась возможность, она стремилась его послушать. В конце концов она влюбилась в самого Кхудава Сингха. Это привело махараджа в ярость, и он велел ей оставить его. Она отказалась, и тогда махараджа потребовал, чтобы Кхудав Сингх прогнал девчонку. Но Кхудав Сингх сказал: «Она любит и ценит моё искусство. Почему я должен её прогонять?» На что махараджа ответил: «Хорошо же, за твоё неподчинение я велю, чтобы тебя растоптал слон». Вот так цари вершили правосудие.
«Царь пригласил на казнь всё население царства, дабы предостеречь людей от таких глупых поступков, которые позволял себе Кхудав Сингх. Слона поили вином, пока его глаза не налились кровью. Махараджа спросил Кхудава Сингха, есть ли у него последняя просьба. Тот ответил: «Мой пакхавадж, моя жизнь, должен умереть вместе со мной». Ему дали его пакхавадж. Когда слон начал надвигаться на него, он заиграл Ганеша-Паран. При его правильном исполнении перед музыкантом должен предстать Ганеша: у Него нет выбора, Он не может избежать этого. Именно таким образом Кхудав Сингх взывал к избранному им божеству: «Мать Дурга, пожалуйста, призови Ганешу, помоги мне!»