— Эй! — крикнул Колесников. — Шурочка! Александра Михайловна! — позвал он Шуру Портнову, которая часом раньше отправилась в хранилище, но должна была работать этажом ниже. Кто есть?

— Я есть, — через неуверенную паузу последовал ответ.

— Кто это я? — тревожно повторил Колесников и поднялся.

— Я, Хомяков, — ответил голос. — Новый работник.

— А где вы там?

— Не знаю. Стою вот.

— Интересно, интересно, — недоумевал Колесников. — А что рядом с вами? Какой номер фонда?

— Какой там еще фонд? — ответил голос, точно из лесной чащи.

— Ну, на стеллаже что написано? Какая цифра?

— Сейчас… Семьдесят два вроде.

— Стойте на месте, я подойду.

Колесников по-быстрому раскидал по местам принесенные дела, запихал листочки заместителей в карман синего халата и направился к семидесятым фондам. Кого это сюда занесло? Семидесятые фонды. Кажется, там размещались указы губернского правления казенной палаты.

— Вы еще стоите? — Колесников быстрым шагом миновал переход.

— Стою. Куда ж я денусь?

Мужчина, улыбаясь, смотрел на спускающегося по лестнице Колесникова. Он протянул навстречу пухлую белую ладонь. Рукав его серого пиджака был помечен какими-то пятнами, края манжет мочалились.

— Гляди-ка, заблудился, — удивлялся мужчина. — Точно Иван Сусанин, честное слово… Хомяков, Ефим Степанович.

Колесников нехотя пожал ладонь, продолжая хмуриться и подозрительно оглядывать незнакомца.

— Да свой, свой, — суетливо радовался Хомяков. — Директор послал меня к заведующей отделом. А той на месте не оказалось. Искал ее, искал и, пожалуйста, заблудился.

— Вы что, на лифте поднялись? — допытывался Колесников.

— Почему? Лестницей взобрался… Интересно, понимаете. Первый раз в таком лесу.

Колесников стоял, раздумывая, что делать. Конечно, ничего тут особенного не было — ну, полюбопытствовал человек…

— Кем же вас взяли в архив?

— Пока рабочим, дела возить из хранилища в читальный зал. Там разберемся… Ха! Ну и ну, — засмеялся Хомяков. — Слышали анекдот? Последние слова Ивана Сусанина? «Эх, едри на копейку… Кажется, и впрямь заблудился!» — продолжал смеяться Хомяков.

— Что, так и будем хохотать? — все хмурился Колесников. — Мне такие анекдоты не нравятся.

— Дело вкуса, — развел руками Хомяков. — Как же быть? Где выход?

— Там же где и вход, — Колесников повернулся, жестом предлагая следовать за собой. — Вообще-то, посторонним тут находиться нельзя, — ворчал он через плечо. — А ваш участок работы внизу.

— Учту, — покорно согласился Хомяков.

Он шел, тяжело продавливая сухие доски настила. И виновато молчал, желая умаслить суровое настроение служителя хранилища Евгения Колесникова. Но не выдержал и что-то пробормотал.

— Что? — не расслышал Колесников.

— Точно, как в колумбарии, — повторил Хомяков.

— А что это? — притворился Колесников. Его несколько тяготила собственная суровость.

— Кладбище при крематории, — охотно пояснил Хомяков. — Бетонные стены, а в них оконца. И в каждом урна с прахом. Бывшие люди… Э-хе-хе… Жизнь наша — след на воде, был — исчез.

— Почему же? А дела? Вон, полки ломятся. К вечности приговорены.

— Хреновина все это, суета. Корм для мышей.

Колесников остановился, с вывертом взглянул на вновь приобретенного архивного работника. На просторном бабьем лице Хомякова выделялись бойкие глазки. Казалось, они лучились от едва сдерживаемого смеха, расплескивая маленькие складочки морщин.

— Ну… С таким настроением — и работать в архиве? — Колесникова озадачило несоответствие веселого вида нового работника с его мрачным рассуждением.

— Ну, это я так. Вас растормошить, — засмеялся Хомяков. — Кураж вызвать. А то глядите на меня волком.

— Гляжу как гляжу, — смутился Колесников. — Может, вы с улицы шагнули? А тут документы исторические.

— Ладно. Ходи вперед. Гони меня в шею, не обижусь, — Хомяков дружески потрепал Колесникова по плечу. Пышная на вид кисть его руки давила железной тяжестью, точно принадлежала другому человеку.

— А как вы попали на работу в архив?

— Знакомый посоветовал. Работает у вас. Брусницын.

— Анатолий Семенович?

— Ну. У друзей познакомились. Варгасовых. Знаете, нет?

— Нет. Таких не знаю.

— Думал, их все знают. Варгасовых.

— Я не знаю. Мы сейчас с вами доберемся до фонда Медико-полицейского управления, подложим один манускрипт. И вниз, на волю.

— Медико-полицейский? По-нынешнему, вытрезвитель, — произнес в спину Колесникова Хомяков. — Это у вас хранится дело Дятлова? О массовом отравлении сивухой на Оружейном заводе?