— Бог с ним, с этим запросом, — Шура Портнова поднялась с места и сладко распрямила свое тело, длинное и узкое, точно вафельное полотенце. Послышался хруст и треск плохо смазанного механизма. — Господи… Как помру, так развалюсь на кусочки. Вот будет потеха, собирать меня для упаковки.

— А все твоя жизнь в норе, у Софочки, — заметила Шереметьева. — Говорила тебе, сиди у нас, в отделе использования.

— Ты говорила. А Софочка мне пятнадцать рублей подкинула… Только хранилище тут ни при чем. После родов я такая хрумкая стала.

— Глупости, — возразила Шереметьева. — После родов наоборот. Вальяжней становятся, круглее. Я, к примеру, еще рожать буду. И Нинке посоветую… Нина, а Нин! Ты что такая торжественная?

Чемоданова молча собирала со стола остатки беглого обеда. Укладывала тарелки, загоняла стаканы в кружку, с тем чтобы ополоснуть под краном в туалете, — эту неделю она дежурила, и график соблюдался неукоснительно. Она искоса поглядывала на пол — подмести, нет? Вроде крошек не много накидали, можно и так собрать, руками…

— Нина, ты чего такая насупленная, — не отвязывалась Шереметьева. — Родила бы кого, повеселела. Видишь, мы с Шурочкой какие веселые?

— Кого? — всерьез проговорила Чемоданова. — Зайчонка?

— Почему зайчонка? Дитё.

— Зайцы вокруг меня вертятся. Поиграют и в сторону скакнут, кто куда…

— Эх, девчонки, и почему мы такие меченые! — воскликнула Портнова, влезая в свою трикотажную кофту. — Ни одного приличного мужика в архиве. То старики, то какие-то несчастненькие, хоть самих усыновляй… Ладно, отправлюсь к себе, небось заждались в отделе.

— Новости-то есть на вашем фронте? — невзначай бросила Шереметьева.

— Какие в архиве новости? Нонсенс! — улыбнулась Портнова. — Впрочем, есть… Даже две! Первая уже известна — Женька Колесников бунтует. Письмо отослал в Москву, требует повышения зарплаты. На самого Мирошука телегу катит. Утверждает, что он для архива фигура более важная, чем такой директор.

— Ну, это уже не новость, — перебила Чемоданова.

— Новость. Пришла бумага из Москвы. Комиссией грозят… Ну, а вторая посерьезней… Точильщика хлебного обнаружили.

— Ну?! — воскликнули разом Шереметьева и Чемоданова. — Где это?

— На втором этаже. В фонде Медицинского совета. Там документы крепились мучным клеем. Вот он и появился, зараза. Правда, пока немного, но появился. Софочка вне себя, рвет и мечет.

— Я думаю, — согласилась Шереметьева. — Хлоркой бы надо. Тем более если немного.

— Так Софочка и пойдет на хлорку! Она даже туалеты запрещает хлорировать, проникает, говорит, один запах выедает текст.

— Да, в этом отношении Софочка — кремень, — согласилась Шереметьева. — И вправду у вас чепе.

Чемоданова ловко наводила последние штрихи к деловому облику кабинета. Острые лопатки елозили под тонким коричневым свитерком, точно живые существа. Вот ноги у нее действительно были красивые — ровные, сильные, с высокими скульптурными лодыжками, нежно-мраморный цвет которых не изменяли прозрачные словно стеклянные, колготки. За этими колготками Нина месяц бегала к фарцовщикам… «Интересно, какое у нее белье?» — подумала Шереметьева. Да так ее разобрало любопытство, что никакого удержу Шереметьева протянула руку к подолу мелькающей рядом клетчатой юбки и чуть его приподняла. Чемоданова, казалось, и не удивилась этому движению, точно была подготовлена. Не оборачиваясь, она резким ударом ладони сбросила тяжелую белую руку и вышла из комнаты.

— Что это с ней? — смущенно улыбнулась Шереметьева. — Подумаешь…

— Говорю, ей ребенка надо. Вплотную время подошло, — ответила с порога Портнова. — У человека животные инстинкты. Только одни прячут их, ломают, а другие, как она… Время подошло. Не удивлюсь, если Нина скоро в декрет уйдет.

Шереметьева сразу после обеда собиралась выйти в читальный зал, куда временно была назначена заведующей, по совместительству. Вакансия эта держалась уже полгода, никак директор не мог подобрать кандидатуру.

И сейчас она просматривала папку «входящих», помечала неотложные запросы. Их оказалось немного, вполне можно справиться с этим и в читальном зале. Помощницы у нее там хоть и молодые — две девушки, заочницы пединститута, — но толковые, положиться можно вполне. Наплыв читателей в эти дни не очень большой, так что времени будет достаточно…

В дверях появилась Чемоданова с чистой посудой в руках.

— Только что звонил директор, — проговорила навстречу ей Шереметьева. — Сообщил, что какого-то иностранца к нам послал. Из Швеции.