На автобусной остановке она увидела Тимофееву. Как нередко бывает при встрече с людьми небольшого роста, все произошло внезапно. Словно среди травы и палых листьев вдруг попадается случайный гриб. Ну, точно! На остановке собралось довольно много людей, а автобуса все не было и не было. Чемоданова вклинилась в толпу, хотелось быть ближе к месту, где, возможно, окажутся автобусные двери. Обошла сухопарого военного с портфелем и нос к носу оказалась с Тимофеевой. Чемоданова растерялась. Тимофеева взглянула из-под мягкого козырька вязаной шапочки.

— Тоже ушли? — проворчала Тимофеева.

— Последовала вашему примеру, — произнесла Чемоданова первое, что пришло в голову.

— Буду я там оставаться. Хотела помочь дураку, а он меня взашей прогнал. Пусть теперь отбивается от этой стаи, — Тимофеева оглянулась: — А что, давно не было автобуса?

— Я только подошла.

— Ну?… Ну-ну! Пройти до троллейбуса, что ли? — как бы приглашала она Чемоданову.

Та кивнула. Почему, и сама не знала… Они стали выбираться из толпы. Сумка Тимофеевой зацепилась за портфель военного.

— Вот еще! — Тимофеева рванула сумку.

Военный неуклюже пытался вывернуть портфель.

— Ах, господи ты боже ж мой, — взорвалась Тимофеева. — Да не вертитесь, генерал. Я сама разведу!

— Я не генерал, — буркнул военный.

— И никогда им не станете, — Тимофеева переменила руку, и сумка легко освободилась.

— Беда с мужиками. Бестолковщина. Мой тоже такой. Все я да я.

Она бодро вышагивала рядом с Чемодановой, и кончик носа забавно высовывался за крутым абрисом упругой щеки. Сумка, прижатая к боку, лежала неподвижно, точно на полке.

— В магазин зайдете? — спросила Тимофеева.

— Нет. Пожалуй, я прямо домой.

До гастронома ходьбы не более пяти минут. И тут Чемодановой захотелось поговорить с Тимофеевой. Она не помнила, когда оставалась с Софочкой наедине. Распри постоянно лихорадили их отделы, превращая любое общение в непременное выяснение обид или, в лучшем случае, обсуждение служебных проблем… А вот так, идти по улице вдвоем с Софочкой…

Но это был лишь порыв. Впечатление от собрания у Чемодановой еще не выветрилось, да и Тимофеева пребывала не в настроении.

— Лучше помолчим, — Тимофеева предугадала намерение своей спутницы.

Из арки дома, мимо которого они проходили, пятясь задом, выползал автофургон. Женщины бросились в сторону, точно куры. Придя в себя, Тимофеева в нетерпении пританцовывала, дожидаясь, когда из арки покажется кабина фургона. Приподнявшись на носки, она подергала ручку двери. Фургон замер, точно дом. Над приспущенным стеклом высунулось испуганное лицо водителя. Нестриженные вихры нависли над лбом, падали на глаза.

— Ах, стервец! — захлебнулась Тимофеева. — Еще бы секунда… Ты в своем уме, я спрашиваю?!

— Ты что, тетка, ты что?! — отбивался парень. — Что, не видишь, транспорт маневрирует?!

— Я тебе покажу, как он маневрирует. Запишу твой номер. Как твоя фамилия?

— Иванов, Петров, Сидоров! — проорал в ответ парень, приходя в себя от испуга. — Думал, задавил, а она живая, — и тронул машину, ухая клаксоном, точно филин.

Тимофеева, наклонившись, заспешила следом за пятящимся фургоном, ладошкой сгоняя грязь с дощечки номера. Водитель поддал газ, и фургон отпрянул от Тимофеевой. Так она и осталась, с опущенной к земле ладонью.

— Ничего, ничего! Я все разглядела, — Тимофеева погрозила водителю перепачканным кулачком и добавила вполголоса: — Твое счастье, что я ничего не разглядела.

Чемоданову душил смех.

— Точно наш Колесников, — ворчала Тимофеева, вытирая ладонь платком. — Такой же охламон.

«И вправду, чем-то похож на Женьку», — подумала Чемоданова, зябко пожимая плечами.

— Такой же безалаберный дурень, — повторила Тимофеева. — Обязательно задавит кого-нибудь… Гляди, гляди, включил все лампочки с перепугу! — с детской радостью воскликнула она.

Фургон удалялся, тускнея габаритными огнями, хотя еще было достаточно светло.

Но настроение у Тимофеевой переменилось. Случай с фургоном, казалось, встряхнул ее, подвел к черте, переступив которую она превращалась в привычную Софочку.

— Самонадеянный гордец, — произнесла она, догоняя Чемоданову широким шагом. — Он всегда был гордецом.

— Кто, Колесников? — удивилась Чемоданова.

— При чем тут Колесников? Я говорю о Гальперине.

Весь дальнейший разговор строился подобно игре в бадминтон, касаясь то Колесникова, то Гальперина. Следить за репликами Софочки было довольно утомительно.