Я стал замечать, что время от времени со мной происходит что-то странное. Будто бы чего-то не хватало. В такие мгновения я мог посреди пары встать и, плевав совершенно на приличия и мнение преподавателя, срывался, бросив вещи в аудитории. Тогда я нёсся в лес, который находится в километре от университета. Всю дорогу я преодолевал бегом и укладывался в семь минут.

Я не помню, что со мной происходило на природе.

Помню лишь то, что во время подобных вылазок кричал что-то, а что кричал не помню. Еще, кажется, я разговаривал сам с собой, а потом все больше с деревьями. Они были прекрасными собеседниками, внимательными и участливыми. С ними можно было говорить о чем угодно: болтать о всякой чепухе, вести философские беседы, жаловаться на проблемы и исповедоваться, – они никогда не осуждали. Никогда я не видел их глаз и не видел, какую скуку наводят на них мои слова.

– У меня на спине вырос лист. – признался я однажды своему однокурснику, когда мы сидели в столовой. – Не знаешь, может это быть новый вид болезни?

Я и не думал вклиниваться в его монолог, как-то само получилось. В ответ удивленное молчание сменилось громовым смехом.

– Ахахахахах. Господи, не думал, что ты, оказывается, такой шутник. – говорил он, покатываясь со смеху. – Ааххахах! Вот уж от кого не ожидал услышать!

С тех пор одногруппники окрестили меня «Шутником», даже несмотря на то, что это высказывание было единственным подобием шутки, которую они от меня услышали. Вероятно, они цеплялись за неё, как за единственное, что смогли найти во мне. Единственную эмоцию, которую я смог у них вызвать.

В отличие от «школьных товарищей» новые знакомые меня не сторонились. Они не испытывали ко мне ни ненависти, ни неприязни, и я мог сколько угодно ходить за ними тенью – они не возражали. Но стоило мне открыть рот, как на их глаза наворачивалась скука.

Тогда в столовой я изрёк единственную фразу, которая стала своего рода моей визитной карточкой, хитом: «парень, на спине которого растут листья» – хихикая, представляли они меня своим знакомым, и на этом интерес к моей персоне исчезал. Прибавить к этому «…и в котором 100000 километров сосудов» – и то была бы исчерпывающая характеристика.

Прошло совсем немного времени, а я совсем перестал вспоминать о листе. И дело было вовсе не в том, что я сколь-нибудь перестал ценить его присутствие на собственной спине! Нет! Я по-прежнему ощущал его трепетание, но общение с ним мне было в тягость. Я не осведомлялся более о самочувствии листа, а он мне не отвечал, вероятно, просто не хотел отвлекать от подготовки к диплому и от работы. Я тогда не мог знать истинной причины. И эта причина впоследствии открылась мне с совершенно иной стороны.

Защита диплома осталась далеко позади, и я, охваченный несвойственным приступом тоски, вспомнил о листе, с которым некогда оборвал связь. Я соскучился, если можно было так назвать крохотную эмоцию, скользнувшую в мыслях. Мне вдруг до тошноты захотелось узнать, как поживает старый знакомый в полной независимости от меня!

«Ты как?» – спросил я его, как когда-то, но в ответ получил неразборчивое жжение.

Жжение?

Признаться честно, я испугался. Я был на работе и не мог сразу выяснить причину непонятной боли, распространившейся по всей спине. Остаток дня я был охвачен чувством тревоги, а когда, наконец, добрался до дома, первым делом метнулся в ванну.

Я скинул с себя одежду и подошел к зеркалу. Я почти забыл, как пользоваться этим устройством. Время от времени я улавливал в нем призрачный силуэт, но что это был за силуэт и почему он мельтешил перед глазами, не понимал. И теперь, рассматривая себя, я не удивился, обнаружив спину, сплошь покрытую листьями.

«Быть может я ошибся? Быть может, там всегда был не один лист?» – подумал я равнодушно и попытался коснуться одного из многочисленных побегов, покрывающих кожу. Спина ощетинилась множеством недовольных покалываний, и я покорно отдернул руку.

«Одернул руку? Покорно? Это с какой такой стати!» – взбунтовалось все мое существо.

Мало того, что, не спросив изволения на мне поселились чужаки, так им еще хватало наглости диктовать свои условия. Во мне вспыхнуло возмущение, чего прежде не происходило. Я протянул руку, преисполненный решимости поотрывать недовольных, и дотронулся до первой намеченной жертвы, как мой взгляд нечаянно упал на отражение в зеркале собственных глаз. Сомнение в правильности действий накрыло меня с головой.

«Что я намеревался сделать?» – спрашивал я у глаз, которые еще секунду были похожи на вспыхнувшие угли, и теперь медленно остывали, обретая прежнюю пустоту.

Сквозь многочисленные протесты я вдруг расслышал голосок, который не мог не узнать. То был голос моего старого приятеля и его одного было достаточно, чтобы меня согрело давно забытым теплом. Я вдруг осознал, насколько сильно скучал по крошечному созданию, которое некогда было смыслом моей жизни.

Нет!

Не смыслом.

Самой моей жизнью.