Произнося это, я имела в виду не только Фиму — себя тоже. Но я была не уверена, что Лев поймёт.

Он понял. Молчал несколько секунд, вновь глядя на меня так, будто решал уравнение, а потом произнёс со своей типичной невозмутимостью:

— Я не считаю это геморроем.

— Ну конечно, — я желчно усмехнулась. — Ухаживать за чужим котом три недели, общаться с мальчишками, у которых характер ходячих катастроф, и… — Я запнулась: слова куда-то потерялись, потому что Лев подошёл ближе и коснулся ладонью моего запястья.

— Я люблю животных. И мальчишки у вас отличные, я ведь уже говорил. Им только отец нужен.

От его серьёзного тона голоса я вспыхнула зажжённой свечкой — это всё прозвучало как предложение руки и сердца.

— Я не могу, — я сделала шаг назад, отходя от Льва, и покачала головой. — Не могу и не хочу.

— Не хотите? — переспросил мужчина иронично. — Да, это особенно чувствовалось в субботу.

От смущения за те события мне захотелось его ударить.

— Это физиология, — произнесла я, отворачиваясь. — А я говорю про другое.

— Я понимаю. — Теперь ирония из его голоса вновь исчезла. — Вы сильно любили мужа — это, скажем так, первый множитель. А второй — тот факт, что я на него похож. Вам это, с одной стороны, по душе, а с другой — вам это мешает.

Конечно, я понимала, что Лев должен был догадаться. Но одно дело — понимать, а другое — слышать собственными ушами, которые теперь горели, как два факела.

— Я не могу ничего поделать со своей внешностью, Алёна, — продолжал между тем сосед, вновь шагая вперёд, ко мне. — Но вы можете изменить своё отношение к ней. Это всего лишь внешность, ничего более. Совсем не она составляет суть человека.

— Я знаю. — Я выставила вперёд руку, не дав мужчине подойти ближе. Ладонь упёрлась в твёрдые мышцы на груди, и у меня даже в глазах помутнело от резкой вспышки желания. Желания потрогать, и не поверх футболки, а голую кожу… Господи, да я десять лет не трогала мужчину вот так. — Я всё понимаю, но ничего не могу с собой поделать. Пожалуйста, не надо настаивать, найдите себе… другой объект.

Лев усмехнулся и ничего не ответил на всё это, кроме:

— Отдашь мне Фиму на три недели или нет?

Я пару секунд молчала, собираясь с мыслями, разбегавшимися, как тараканы.

— Алёна, поступи разумно. Ему будет гораздо комфортнее провести это время у меня в отдельной комнате, общаясь со мной и редкими гостями, чем три недели просидеть в одиночестве в вашей опустевшей квартире. Тут и человек свихнуться может, думаешь, котам сходить с ума несвойственно?

Я вздохнула.

— Хорошо, я отдам тебе… вам Фиму.

Лев кивнул, ничуть не удивившись.

— Отлично.

И мама, и близнецы, узнав о моём решении, сияли, как натёртые маслом сковородки, только мама ещё и улыбалась коварно. Прям Малефисента, заколдовавшая Спящую красавицу.

Но всё коварство родительницы в полной мере проявилось только на следующей день, когда мне, пришедшей после работы домой, был всучен прямо у порога большой и ароматный пирог с капустой.

— Вот! — возвестила мама, гордо подбоченившись. — Отнеси-ка Лёве. Он любит, я спрашивала.

От такой наглости я на мгновение потеряла дар речи и способность здраво мыслить.

— А-а-а…

— Бэ-э, — передразнила меня мама. — Поблагодарить надо хорошего человека. Он за содержание Фимы и денег не взял, и от корма отказался — сам, говорит, куплю. Тебе жалко для него пирог?

Вот же… сводница!

— Пирог мне не жалко. Но ты же не ради этого меня ко Льву отправляешь.

— Приворотное зелье я в начинку не подливала, — фыркнула эта нахалка. — Не придумывай.

Я ещё и придумываю. Прекрасно!

— Мам, отнеси сама.

— От меня он не настолько будет рад получить этот пирог, — возразила родительница и силой повернула меня лицом к входной двери. — Всё. Иди! Благословляю.

Я вздохнула, испытывая острое желание заорать. Конечно, Льва надо отблагодарить, и не только за это, он нам много всего хорошего сделал. Но…

— Давай я лучше Фреда с Джорджем отправлю.

— Алёна! — огрызнулась мама, но тут же смягчила голос: — Иди-иди, Лёве будет приятно. Не веди себя, как упрямый подросток.

Да уж, точно, я — подросток. Подросток, подверженный гормональным взрывам…

Лев открыл дверь под радостный лай Рема, который чуть не сбил меня с ног, встав на задние лапы и попытавшись понюхать мамин кулинарный шедевр.

— Рем, нет, — сказал Лев кратко, и пёс тут же послушался, плюхнувшись на попу и виляя хвостом, как бешеный.