К этому же периоду относятся и известия древних китайских авторов о массовой практике ограничения рождаемости ([149] р.29). К сожалению, нет точных данных о численности населения в первые два столетия китайской глобализации, но они имеются для последующих столетий, когда проводились всеобщие переписи населения. Во 2 г. н. э. численность населения империи, в соответствии с результатами переписи, составляла 59 млн. человек. К середине II в. н. э. оно сократилось до 50 млн., а к середине III в.н. э. — до 7,5 миллионов человек ([25] с.275, 265). Хотя к этому времени империя потеряла часть своей территории на севере, но именно там к тому времени население сократилось наиболее сильно (см. ниже). Поэтому указанное сокращение населения вряд ли можно объяснить территориальными изменениями. По-видимому, как отмечал Р.Лопез ([149],

р. 26), мы имеем дело с тем же явлением, которое было в Римской империи. И происходивший в течение I–III вв. н. э. в Китае экономический кризис имеет все те же черты, которые были описаны в главах II и III. Так же как в Римской империи в III–V вв., в Китае в I–III вв. н. э. происходило резкое свертывание торговли и товарно-денежных отношений. В 220-х годах китайский император вообще отменил деньги, и в качестве средства обмена стали использоваться зерно и шелк. До этого, в течение I–II вв. н. э., так же как в поздней Римской империи, происходило беспрецедентное увеличение налогового пресса, который теперь ложился на все уменьшающееся количество населения, резко усилилась инфляция и колебания цен на продовольствие [151] . Это, в свою очередь, приводило к массовому голоду и эпидемиям: известно о случаях массового людоедства, а также о сильных эпидемиях чумы.

Последующие события (III–IV вв. н. э.) также вполне закономерны: распад империи на несколько государств, возникновение больших опустевших территорий, на которые императоры переселяли крестьян, хроническая нехватка рабочих рук, прикрепление крестьян к земле, переход к расчетам в натуре и отказ от использования денег ([25] р. 281–284). В феодальном Китае в III–IV веках (а именно тогда, по мнению российских историков, в Китае осуществился окончательный переход к феодализму — [25] с.275; [24]

с. 405) происходили те же явления, которые были характерны для Западной Европы в раннем средневековье и которые свидетельствуют о слабой населенности. Что касается северной части Китая, где ранее население исчислялось десятками миллионов человек ([24] с.402), то она почти полностью обезлюдела и перешла под власть кочевых народов. В течение IV в. несколько раз одно кочевое государство сменялось другим: на смену гуннам пришли сяньбийцы, которых вытеснили тибето-тангуты, и т. д., пока, наконец, сяньбийцы (Тоба), насчитывавшие, по-видимому, не более 200 тысяч человек, не установили почти на два столетия свой контроль над китайской территорией, приблизительно равной двум Франциям [152] .

Итак, есть все основания полагать, что в Китае в указанный период, так же как ранее в Ассирии-Вавилоне, происходило формирование глобальной рыночной экономики или общего рынка территорий, объединенных китайскими императорами Цинь и Хань: огромная территория беспошлинной торговли, резкая интенсификация торговли, уход значительной части населения из сельского хозяйства в промышленность и ремесла, сильные территориальные миграции населения, введение единых денег. Одновременно мы имеем и свидетельства древних авторов, писавших о массовом ограничении рождаемости среди населения. И мы видим результат этих явлений: сокращение населения по официальным данным приблизительно в 8 раз за 250 лет, при том, что все другие признаки (опустение огромных территорий, свертывание торговли, отмена денег и переход к расчетам в натуре, хроническая нехватка рабочих рук, прикрепление крестьян к земле и т. д.) не оставляют сомнения в том, что сильное сокращение населения действительно имело место.

3. Средиземноморье в эпоху античности (V в. до н. э. — IV в. н. э.). Процесс развития глобальной рыночной экономики в этот период достаточно подробно был описал в предыдущей главе. Могу к этому добавить лишь цитату известного русского историка М.Ростовцева. Давая общую характеристику экономики античности в I в. до н. э. в специально посвященном ей большом труде, он писал: «В экономическом отношении мы наблюдаем капитализм почти того же самого типа, который был распространен на Востоке [Средиземноморья] до и во время эллинистического периода. В пределах римского государства, а также между ним и его соседями существовала свобода торговли. Важнейшей отраслью торговли был не сбыт предметов роскоши, а обмен такими продуктами повседневного потребления, как хлеб, рыба, растительное масло, вино, лен, конопля, шерсть, строительная древесина, металлы и мануфактурные изделия» ([48] с.51).

Итак, нет никаких сомнений, что в античности происходило формирование глобальной рыночной экономики, и что параллельно этому процессу произошло значительное сокращение населения (см. главы VIII и III). Но осталась невыясненной одна загадка, непосредственно касающаяся нашей темы — загадка Восточной Римской империи, где, как было показано на фактическом материале в главах II и III, не произошло такого глубокого демографического кризиса или (слово «кризис» плохо подходит) такого демографического апокалипсиса, как в западных и центральных областях Римской империи. Можно ли это объяснить той закономерностью, на существовании которой я настаиваю и которую подтверждают все имеющиеся факты? Выше было высказано предположение, что воздействие глобализации на демографические процессы могло быть сведено к нулю или сильно уменьшено в том случае, если какой-то регион по той или иной причине оказался бы отрезан или отгорожен от глобальной рыночной экономики, и это продолжалось бы в течение достаточно длительного периода времени. Таких причин, как мы выяснили выше, могло быть две: наличие либо естественных барьеров (горы, большие расстояния), либо искусственных барьеров (высокие таможенные пошлины). Было ли что-то подобное в отношении восточных областей Римской империи? Как ни удивительно, было! И связано это было с двумя обстоятельствами.

Первое обстоятельство касалось Сирии и Египта. Как указывал М.Ростовцев, до установления римского владычества (соответственно в 64 и 24 гг. до н. э.) в Сирии и Египте существовали высокие таможенные пошлины, отгораживавшие экономику этих стран от Средиземноморья ([188] рр.385, 471). Но после вхождения этих стран в Римскую империю ситуация принципиально не изменилась. Удивительное заключалось в том, что римские таможни размещались не на внешних границах Сирии и Египта, а на внутренних: в портах на сирийском побережье Средиземного моря и в дельте Нила в Египте, в частности, на канале, соединявшем Нил с главным морским портом Египта на Средиземном море — Александрией. Причем, по словам Страбона, который описывал эту таможню, римляне очень тщательно подходили к сбору пошлин, в сравнении с тем, что было в эллинистическую эпоху. Пошлина взималась с каждого корабля, проплывавшего вверх или вниз по каналу, и в этих целях канал был перегорожен понтонным мостом ([55] XVII, I: 13, 16). Таким образом, любые товары, попадавшие из Египта на побережье Средиземного моря, будь то товары из Индии, Аравии, с восточного побережья Африки или из самого Египта, облагались пошлиной, составлявшей 20–25 % от цены товаров. Причем, такой же пошлиной облагались и товары, вывозимые из Александрии, то есть с побережья Средиземного моря, во внутренние области Египта. Похожая система действовала и в Сирии, где пошлины в размере 20–25 % взимались со всех товаров, ввозимых в Сирию и вывозимых из Сирии в портах на побережье Средиземного моря ([41] с.455), независимо от того, были ли они предметами транзитной торговли с Месопотамией или предметами торговли между Сирией и остальными провинциями Римской империи. Взимание столь высоких ввозных и вывозных пошлин в портах Сирии и Египта резко контрастировало с той свободой торговли, которая существовала на остальной территории Римской империи: во всех других портах существовали лишь портовые сборы, не превышавшие, как правило, 2–2,5 % от цены товаров, ввозимых и вывозимых в порт ([161] рр.90–91).