Роль марксистской исторической концепции в сегодняшнем школьном преподавании истории на Западе хорошо иллюстрирует следующий пример. Когда И.Валлерстайн начал изучать мнения историков о Французской революции 1789 г., то он с удивлением обнаружил, что они кардинально расходятся с тем, чему его самого в свое время учили в школе и колледже. Оказалось, что большинство историков уже давно пришли к выводу, что Французская революция была никакой не буржуазнодемократической революцией, как ему преподавали в (американской) школе, а по своей направленности и движущим силам была антикапиталистической, то есть ничем не отличалась от Русской революции 1917 г. Да и по своим результатам в ней не было ничего буржуазно-демократического ([212] рр.34–51). К тому же, как отмечает И.Валлерстайн, «к XVIII веку Франция уже не была феодальной страной в любом сколько-либо значащем смысле этого слова»; и далее он объясняет распространенность тезиса о Французской революции как «буржуазной революции» не чем иным, как «марксистским наследием» ([212] рр.40, 50). Таким образом, можно констатировать, что «марксистское наследие» глубоко укоренилось не только в школах и вузах бывшего СССР, где марксизм был частью официальной идеологии, но и в школах и колледжах на Западе, где на уроках истории в качестве основной преподают марксистскую историческую концепцию о «буржуазных революциях» при переходе от феодализма к капитализму.

У меня нет возможности подробно остановиться сейчас на истории возникновения марксизма и на других основных элементах его исторической и социальной концепции (см. вторую книгу трилогии: [31] и. 18.2). Могу лишь констатировать, что они также были опровергнуты историками. Выше уже говорилось о том, как историки или сама история опровергли тезисы о «рабовладельческом способе производства» и о пролетариате как особом классе — спутнике капитализма, возникшем в XVIII веке. Но точно так же историками на основе анализа массы исторических фактов были опровергнуты тезисы Маркса о «первоначальном капиталистическом накоплении», о возникновении капитализма лишь в XVIII веке, о «буржуазных революциях» при переходе от феодализма к капитализму и т. д. Интересен еще один факт: Маркс, этот «вождь пролетариата» и «защитник интересов рабочего класса», был еще и ярым сторонником идей Адама Смита [201] , и выступал за свободу торговли (см. Комментарии в конце главе). Конечно, можно удивиться: как ему удавалось это совмещать, учитывая, что почти все организованные объединения рабочих того времени (до появления марксистских организаций) выступали против свободной торговли, которая ассоциировалась с безработицей и наступлением на права трудящихся ([88] рр.129, 132–133). Хороший пример того, как это удавалось, дает выступление Маркса в 1848 г., в котором он указал, что свобода торговли приводит к обнищанию менее развитых стран и к снижению заработной платы рабочих развитых стран до самого минимального уровня, необходимого для поддержания жизни рабочего, или даже еще ниже. А в заключение сказал: «… система свободной торговли действует разрушительно. Она вызывает распад национальностей и доводит до крайности антагонизм между пролетариатом и буржуазией. Одним словом, система свободной торговли ускоряет социальную революцию. И вот, господа, только в этом революционном смысле и подаю я свой голос за свободу торговли» ([34] с.418, 414–417). Как видим, К.Маркс прекрасно осознавал те социально-экономические последствия, к которым приведет свободная торговля. Но при этом «защитник трудового народа» вряд ли беспокоился о том, что большинство рабочих, которых он сознательно обрек своими высказываниями на нищету и безработицу (а все социал-демократы и другие сторонники марксизма после этого стали выступать за свободу торговли, в пику профсоюзам рабочих: [88] рр.131–133), могут никогда не дожить до осуществления той прекрасной коммунистической сказки, которую он им обещал, сам имея о ней весьма туманное представление.

Интересно отметить, что, несмотря на опровержения исторической концепции Маркса историками, после появления марксизма многие теоретики капитализма и свободной торговли сразу же безоговорочно приняли эту концепцию и стали яростно отрицать, что капиталистические отношения имели место до XVIII века. Известный немецкий экономист-теоретик В.Зомбарт писал на рубеже XIX и XX веков о некапиталистической природе экономики средневековья и о том, что жившие в ту эпоху бизнесмены не были «настоящими», изображая их то робкими, то скупыми, то невежественными. Но два ведущих специалиста по истории итальянского средневековья, Р.Дэвидсон и Х.Зивкинг, выступили с критикой его работ и заявили, что в городах северной Италии в XIII–XVI вв. развивался самый настоящий капитализм с настоящим классом капиталистов-бизнесменов. После такой отповеди Зомбарт сразу пошел на попятную и признал свою неправоту ([104] р. 163). Одновременно с Зомбартом целый ряд других авторов (Родбертус, Бюхер и другие) выступили с критикой прежних исторических взглядов на античность, утверждая, что там не было никаких капиталистических отношений, а экономика была основана на натуральном хозяйстве. И получили ответ со стороны известного немецкого историка Эда Майера, который заявил, что такое представление об экономике античности не имеет ничего общего с теми знаниями об античности, которые накоплены историками ([160] S.81–89).

Спрашивается — почему в течение всей кампании борьбы Великобритании за либерализм в торговле, начавшейся в 1840-е годы и продолжавшейся до начала XX века, не прекращалась критика существующей исторической концепции? И почему эта критика исторической концепции, начатая экономистом-либералом Юмом, неизменно велась также экономистами-либералами — Марксом, Энгельсом, Зомбартом, Родбертусом и т. д.? Может ли это быть простым совпадением, в любом случае очень странным? Для того чтобы это понять, нужно определить основное направление этой критики. Совершенно очевидно, что оно состояло в том, чтобы объявить анахронизмом все прошедшие исторические эпохи и объявить о начале новой эры, в которой (само собой разумеется) все должно было быть по-другому, не так, как в предыдущие эпохи. Поэтому никакие выводы, вынесенные в отношении предыдущих эпох, не годились для этой новой капиталистической эры, эры свободной торговли. И особенно не годились выводы, сделанные писателями-меркантилистами — ведь они были сделаны применительно к «докапиталистическому», «феодальному» обществу, где все якобы было совершенно по-другому. Тем более не годились параллели с упадком античного общества — ведь оно было «рабовладельческим». Таким образом, ничто не должно было мешать английскому капиталу реализовывать свою мечту о превращении Великобритании в мастерскую мира, а другие страны — в поставщиков для нее сырья и рабочей силы. И ничто не должно было мешать торговцам и финансистам Англии и других стран Запада наживаться на свободной торговле, тем более что от открывшихся спекулятивных возможностей (с одной стороны, появление дешевых видов транспорта — пароходов и паровозов, а с другой стороны, существование огромной разницы в ценах между странами) и от ожидаемых от свободной торговли баснословных прибылей у этих торговцев и финансистов уже захватывало дух. В этой связи можно вспомнить характеристику свободной торговли, данную И.Валлерстайном, который писал, что, в отличие от протекционизма, играющего важную роль в достижении государством долгосрочных преимуществ, свободная торговля служит «максимизации краткосрочной прибыли классом торговцев и финансистов» ([210] р.213).

Как мы уже знаем, этим планам не вполне было суждено реализоваться. Верхушка США, пережив гражданскую войну 1861-65 гг., решила прекратить эксперименты с «максимизацией краткосрочной прибыли» и вернулась к жесткой протекционистской политике, в результате к концу столетия страна превратилась в мощнейшую державу и в несколько раз по экономическим показателям обогнала Великобританию. А с недавней «мастерской мира» свободная торговля, как уже говорилось, сыграла плохую шутку: она превратилась в депрессивную страну, как в экономическом, так и демографическом отношении. Когда же провозглашенная «новая эра» — эра капиталистической свободной торговли закончилась Великой депрессией и всеобщим возвратом к протекционизму, то пыл сторонников пересмотра исторических концепций также угас. В 1930-е — 1950-е годы мы уже не видим попыток нового пересмотра истории. Наоборот, все большая критика раздавалась в этот период в адрес Маркса и его исторической концепции. Как писал

Ч.Уилсон в 1970-е годы, историческая концепция Маркса настолько сильно разошлась с историческими фактами, что для ее сторонников возник риск серьезной «конфронтации между теорией и фактами» ([86] р.6).

Надо сказать, что к тому времени западная историческая наука совершила большой рывок. Начали появляться и анализироваться археологические данные с использованием современных методов датирования и воссоздания утраченных объектов или веществ по сохранившимся элементам, данные аэрофотосъемки и т. д., что позволило сделать много удивительных открытий. С учетом массы новой достоверной информации, ряд историков заявил о том, что в античности действительно произошла демографическая катастрофа, еще целый ряд историков стали указывать на материалы, подтверждающие необыкновенные размеры торговли и специализации производства в античности. Примерно такие мнения — и о демографических кризисах, и о развитии рыночных и капиталистических отношений — стали высказывать историки, изучающие средневековье [202] . И те, и другие мнения и данные выше уже приводились. Могли бы найтись и те, кто захотел бы увязать эти демографические кризисы и экономические процессы между собой. Ведь, как писали К.Хеллеинер и Ч.Уилсон, наибольшие открытия в экономикоисторической науке можно ожидать именно в области изучения взаимозависимости экономических и демографических тенденций ([215] р.361).

Но такого рода открытия не сулили ничего хорошего сторонникам свободной торговли и глобализации. Они бы лишь подтвердили то, что и так многие грамотные люди знали или подозревали: что свободная торговля приносит странам не процветание, а упадок и деградацию. Поэтому одновременно со стартом новой кампании за свободу торговли требовался и новый крестовый поход против истории — и он начался в 1960-е -1970-е годы. Именно с этого времени начали появляться в массовом количестве работы, которые в сущности повторяли идеи первого поколения «крестоносцев» — Маркса, Зомбарта, Родбертуса и т. д. Но на этот раз авторами этих работ выступали уже не либеральные экономисты или просто некие новые авторы, идеи которых затем опровергали именитые историки. Опыт первого крестового похода был в полной мере учтен. Авторами теперь уже нередко выступали сами именитые историки. Наиболее ярким примером может служить выступление группы античных историков Кэмбриджского университета в 1960-е — 1980-е годы с новой экономической концепцией античности. По существу, эта концепция мало отличалась от взглядов Родбертуса, раскритикованных Э.Майером в начале XX века. Они предлагали считать экономику античности не тем, чем ее считали большинство историков, а полунатуральной экономикой, где почти не было международной торговли. При этом никаких веских доказательств этой точки зрения не приводилось, наоборот, они сами приводили целый набор доказательств обратного, но при этом настаивали на своей точке зрения ([203] pp.xii-xxi). Разумеется, большинство их коллег с ними не согласились ([213] рр.87-102). А итальянский историк А.Карандини даже едко написала, что сотрудники кафедры античной истории Кэмбриджского университета издают «боевой клич» против любого упоминания о расцвете коммерческого капитализма в античном мире ([203] рр. 156–157). Да, доспехи крестоносца трудно спрятать под мантией ученого.

Примерно в то же время М.Финли, руководитель указанной кафедры Кэмбриджского университета, выступил с другой идеей. Он предложил вернуться к теории К.Маркса о «рабовладельческом строе» в античности и заявил, что историки усвоили неправильные взгляды на рабство, раскритиковав при этом около двух десятков исторических трудов, в том числе классические произведения о рабстве Э.Майера и А.Валлона ([116] рр.32–63). На этих идеях К.Маркса и М.Финли я уже выше останавливался, поэтому оставлю их здесь без комментариев. Любопытно лишь отметить, что опять проповедовались исторические идеи Маркса, про которые еще М.Ростовцев писал в 1941 г., что они давно опровергнуты историками ([189] р. 1328), и от которых даже сам Маркс при жизни отказался. Среди историков в целом предложение М.Финли вернуться к идеям Маркса было воспринято достаточно прохладно, не считая, по-видимому, опять его подчиненных из Кэмбриджского университета. Но зато это было с энтузиазмом воспринято американским телевизионным каналом исторических программ Discovery Civilization. В одной из передач этого канала, транслировавшейся в 2005 г., утверждалось, что в Римской империи около 200 г. н. э. было 10 миллионов рабов. Тем самым канал Discovery Civilization сильно «переплюнул» самого М.Финли, который называл цифру всего 2 миллиона, да и всех других историков, у которых, по самым смелым оценкам, эта цифра никак не выходила больше 3 миллионов, и никак не в 200 году, а в период поздней Республики в I в. до н. э. ([116] р.80) Кстати, в подготовке указанной программы Discovery Civilization принимали участие сотрудники того самого Кэмбриджского университета.