И бог, как смеялся потом Алесь, наказал их за переборчивость.

Следом за ними — в окно и под проволоку — совершенно непредвиденно выбрались еще двое. Как назло, самые неподходящие — вялый и кислый Иванюк и пожилой Зданевич, не просто важно-молчаливый, а какой-то скрытный, неприятно загадочный человек. Алесь и Владик огрызнулись на них тут же, под березами. Но те попросили, чтоб им позволили идти вместе только первую ночь. Кричать тут не станешь — пошли.

На дневке оказалось, что спутничков надо не только вести, но еще и кормить.

— Вы что, так и собирались без запаса? — спросил Бутрым, когда те — как ни в чем не бывало! — подсели к его военному мешку с засохшими и покореженными кусочками бауэровского хлеба.

Зданевич — ни слова. Только хрустит сухарем. А Иванюк, похрустев, вяло отозвался:

— Что там запасешь? Красть будешь, что ли?

— А вот мы с Руневичем крали. Взяли перед господом Гитлером грех на душу.

— И так ихнего харча всегда не хватало.

— Ну, известно, следом за дедом — оно куда спокойнее…

Зданевич хоть молчал. А Иванюк скисал с каждым днем все больше.

— Долго мы на сухариках не протянем…

На седьмой дневке, в кустах, под вечер, он стал скулить открыто и, видно, неспроста:

— Что ж это, хлопцы, за ходьба такая? Я уже три дня не оправлялся!..

— Зайди касторки попроси, — буркнул Бутрым. — Дадут.

«Чего тебе стоит эта выдержка?» — думал Алесь. Ведь они уже перешептывались — и на ночлеге и в пути — по двое: хозяева преждевременно опустевшей торбы и недовольные лишениями нахлебники. В особенности не нравился Владику Зданевич.

— Продаст нас где-нибудь этот бирюк. Вот увидишь!..

И тут Зданевич наконец заговорил:

— Конечно, без провианту далеко не уйдешь. Надо сдаваться, а то вовсе ослабнем. Ты, Руневич, говоришь по-ихнему. Лучше оправдаемся. Меньше будут бить.

Сказано это было не просто тоном много старшего, но и самоуверенно, безапелляционно. Будто он здесь хозяин, и закон и право на его стороне.

Руневич и Бутрым молчали. Они тоже приняли решение. Что тут зря спорить. Только бы до ночи дотянуть…

В ту ночь Алесь шел первым. И тут им с Бутрымом помогла сама природа. Поперек дороги, вернее — бездорожья, пошли какие-то заросшие кустами межи. На одной из них Руневич, замедлив шаг, чтоб дать знать Бутрыму, махнул рукой влево, тихонько сиганув туда, под куст, и сел. Владик сделал то же самое.

Из-под куста они видели, как совсем рядом, рукой подать, протащился Зданевич, важно шурша в овсе полами длинной, кавалерийской шинели, а за ним, как дохлый баранчик за стадом, плелся Иванюк.

Переждав немного, отдохнув, Алесь и Владик подались левее.

— И не глядят уже, обалдуи, куда и чего… Сволочь: «Надо сдаваться…» Ну, попытаем теперь, каково нам повезет, не спутанным.

Да, путы эти, если уж говорить словами Бутрыма, изрядно натерли им ноги. Военного мешка заскорузлых объедков с воспоминанием о запахе маргарина или мармелада, того запаса, с которым друзья рассчитывали махнуть из-под Штеттина ну хотя бы, скажем, до Варшавы, хватило им — для четверых — лишь на первую неделю, на первые полторы-две сотни километров. Теперь — хоть торбу грызи…

Голод и усталость с каждым днем все сильнее давали себя знать. К тому же задождило.

Если идти всю ночь под дождем не сладко, то просидеть в кустах или под суслоном, а не то пролежать в борозде длиннющий летний день — уж говорить нечего, как тяжко!..

На пятнадцатый день, вконец обессиленные «воробьиным харчем» и ходьбой по бездорожью, в последние дни — лесами-перелесками, беглецы долго, ох, долго следили из кустов за одиноким запущенным хутором в долине, на берегу большого и, казалось, серо-холодного озера. Смотрели, думали, тихонько переговаривались, а под вечер все же рискнули, зашли.

Ведь одна семья, да и то, скорей всего, только бабы и дети…

Кусты, лужайка, снова кусты, — до самой риги, за которой начиналась большая, в несколько гектаров, хуторская поляна.

— Стой.

И второй услышал: топор…

— Кто-то колет дрова на дворе, за ригой.

— Баба, должно. Как мокрое горит. О, слышишь?

— Помаленьку, брат, однако же справно. Крякает даже. Ну?

— Иная баба и крякнет… Да что нам гадать, — подкрадемся и поглядим.

Выглянув из-за угла, Алесь увидел, кто это.