Шрифт:
– Но потом ты узнал наш язык и стал понимать речь?
– Так, о Саид.
– Потом же ты начал складывать слова в фразы и теперь говоришь со мной свободно.
– Да, всё это было.
– Радовался ли ты, когда стал узнавать речь и смог понимать и говорить?
– И очень сильно, о Саид! – воскликнул я, – Тяжело быть глухим и немым и не знать ничего, что тебя окружает!
– Вот ты и сказал, о Али! – он рассмеялся, – Ребёнок радуется, что может ходить и хватать что пожелает. Юноша садится на коня и берет саблю, девушка делает первые стежки иглой. И все радуются, что познают все больше.
– Велика твоя мудрость, о Саид…
– Велика мудрость создателя, что устроил мир таким образом.
– Но приходит день, в который этого становится недостаточно?
– Когда же приходит день, в который этого недостаточно, и люди начинают роптать на создателя…
– Что же делают они, о Саид? Что я буду делать, когда придет этот день?
– Разве тебе плохо с нами, о Али? – удивился он, – Почему должен прийти такой день, когда ты станешь недоволен жизнью?
– Но он же настанет?
Я посмотрел на него прямо, и он отвел взгляд.
– Да, о Али, – произнес Саид, – Этот день настанет.
– Что же мне делать тогда? – повторил я, – Что делают люди в такие дни?
– Нашли же мы с тобой время, чтобы говорить о плохих днях посреди хороших!
– Не увиливай от ответа, о Саид.
– В плохие дни женщины плачут, а мужчины вдыхают дым наргиле, чтобы забыться.
– Что же, – решил я, – Плакать я не стану. А с дымом… Подождем до лихого дня, ибо я не спешу узнать, что это такое.
До поздней ночи продолжалось веселье, а потом я заснул прямо там, на подушках, под музыку и пение. Наутро я проснулся один в опустевшем праздничном шатре. Мне было одиноко, и печаль овладела моим сердцем. Никто не подал мне воды, и никого не беспокоило, вернулся ли я в свой шатёр. Был уже день, и солнце успело подняться над краем песков. Я вышел из шатра и пошёл вглубь селения.
Мне пришлось пройти мимо колодца, где женщины набирали воду. Снова чинно покрытые длинными платьями и платками, они, тем не менее, весело смеялись и болтали друг с другом, подставляя свои кувшины под струю воды, и совсем не торопились поскорее разойтись по домам. Завидев меня, они сразу перестали веселиться и сделались спокойными и скромными. Одна из девушек поставила кувшин с водой себе на голову и пошла между шатрами чуть впереди меня. Её стройный стан был так ровен, а бёдра так покачивались из стороны в сторону, что я не мог оторвать глаз от её фигуры. Вскоре она свернула с моего пути.
Я пришёл к шатру Саида, хотя расстались мы с ним лишь несколько часов назад. Пока я ожидал, сидя возле входа, как требовал того обычай, не позволяющий мужчине входить в шатёр, пока хозяин не пригласит его, мимо меня проскальзывали жёны Саида, закутанные в покрывала, безмолвные, грациозные и загадочные в своём молчании. Наконец, вышел Карим и поклонился мне, и сказал, что отец просит меня войти в его дом.
Саид приветствовал меня, протягивая мне руки.
– Привет и покой тебе, о Али. Входи же, и скажи мне, что привело тебя ко мне в этот час?
Он усадил меня на подушки, и мне подали воды и кофе со сладостями. Я думаю, что он сразу понял, чего я хочу, но учтивость, так свойственная этим людям, не позволяла ему заговаривать об этом первым. Я выпил воды, провёл ладонью по воспалённым глазам.
– Я хочу взять жену из твоего племени, о Саид Нур-Ашрам.
Молча смотрел на меня этот проницательный человек, и ни одной его мысли не мог я прочитать на его лице.
– Тебе нужна женщина, – наконец сказал он.
– Да.
– Али, я не могу дать тебе в жёны ни одну из дочерей моего народа.
Ответ поразил меня. Я был растерян и разочарован. Я желал, чтобы у меня была женщина, подобная тем, которых я видел вчера, и вот оказывается, что по какой-то причине это невозможно.
Намного позднее только я смог оценить прямоту, с которой дал мне ответ Саид. В его народе не принято было напрямую отказывать, говорить неприятные вещи, и собеседники учились по малейшим признакам угадывать, что не получат того, о чем просят. Но в тот день Саид оказал мне большую милость, когда прямо сказал, что мои чаяния напрасны. Но в тот час я не мог понять этого, и откликнулся лишь на его слова, не оценив любезности.
– Почему так, о Саид?
– Али, посмотри на сынов и дочерей моего племени. Они во всём подобны друг другу, их вид, ум и повадки сходны, как зёрна в колосе, потому что из века в век вожди не позволяют мужчинам брать жён из других земель. Так мы храним чистоту нашей крови. Если же мои воины начнут привозить себе жён из далёких краёв, то вскоре женщины своего племени перестанут нравиться им, и родители девушек станут беспокоиться о том, смогут ли они найти мужей своим дочерям. А потом родятся дети, которые не будут походить друг на друга, потому что у них будет разная кровь. Моё племя потеряет свою чистоту.