– Если ты дашь мне деньги, я предскажу тебе судьбу. Если не дашь, я все равно скажу: не ходи, не ходи к нему! Иначе у тебя может быть беда! Понимаешь?

Как только она приблизилась ко мне, я поняла, почему Алена говорила о ней «чудная». На вид ей было лет пятнадцать-шестнадцать, и что-то в ней было опереточное. Формально и придраться не к чему: смуглая, черноглазая, в цветных лохмотьях... Дело даже не в чертах, а в выражении лица, оно было какое-то, как бы это поточнее выразиться... непрофессиональное, что ли. В черных глазах время от времени мелькало что-то похожее на испуг, и вообще вся повадка была какая-то неправильная, я уж не говорю о речи... «И говорит чудно», – заметила Алена. Мягко сказано! Фразу она строила совершенно не по-русски. Это бы ладно, но ведь и цыгане так не говорят! Где это вы видели цыганку, которая не просит позолотить ручку, а старательно выговаривает: «Если ты дашь мне деньги?..»

И еще кое-что... Пока она говорила, меня охватило странное чувство: как будто я слышу что-то знакомое. Как будто надо напрячься и что-то вспомнить – тогда и пойму... При этом я могла поклясться, что вижу и слышу ее впервые. Несколько секунд длилась немая сцена: мы стояли молча, глядя друг на друга. Возможно, она ожидала ответа на свое: «Понимаешь?»

«Да что же это такое? – пронеслось у меня в голове. – Прямо наваждение какое-то! Почему я стою здесь, как приклеенная, и разгадываю загадки, вместо того чтобы спокойно идти домой?»

Усилием воли заставила себя встряхнуться и быстро пошла прочь. Заворачивая за угол, не выдержала и оглянулась. Цыганки во дворе не было.

Глава 5

Дома было тихо и пусто. Сестра уехала на несколько дней в Ригу, мама ушла в гости к подруге. Рассказывать о моих похождениях было некому. Я чувствовала себя усталой и какой-то очумелой, что было совершенно некстати: около четырех за мной должен был заехать Костя. Мы собирались к нему на дачу, а в воскресенье вечером прямо оттуда – на встречу класса. На часах было без четверти два. Я выдула без остановки три стакана минералки и отправилась в душ смывать с себя пот и усталость. Прохладная вода быстро привела меня в чувство, я стояла и блаженствовала, лениво размышляя о том, что в такую погоду лучше всего жить в ванной, если не можешь немедленно оказаться на морском берегу, и тут зазвонил телефон. Я выскочила из ванны, завернулась в полотенце и босиком побежала в комнату. Почему-то я не сомневалась, что это Костя – звонит сказать, что уже выезжает. Но это был не Костя. Это был Никита.

– Привет, – сказал он как ни в чем не бывало. – Извини, ради бога, что так получилось.

– Пришлось уйти? – вежливо поинтересовалась я. Хотелось проверить, как работает моя интуиция. Оказалось – хорошо.

– Я был дома, – заявил Никита, – но дверь открыть не мог. Я был не один. («Кто-то из наших подсуетился», – отметила я про себя.) То есть я бы, конечно, все равно открыл, но эта девка, черт ее дери, вцепилась в меня всеми когтями. Ей, понимаешь ли, неловко! Дура!

Я давно убедилась, что воспитывать Никиту бесполезно, а потому решила оставить этот пассаж без комментариев.

– Ты меня слышишь? – спросил он.

– Слышу.

– А мне плохо слышно – вода шумит. Погоди, сейчас выключу. Я в ванной. («А я уже нет!» – злобно подумала я.) Лежу, отмокаю. Голова трещит после вчерашнего. А может, от жары. Но я не просто лежу, ты не думай. Я песню сочиняю. Угадай, для кого! Правильно, угадала. Это будет не просто песня, это будет этот, как его?.. Черт, слово вылетело. Когда из первых букв получается слово – имя, например.

– Акростих, – сказала я. – Ты уже сто раз спрашивал.

– Ну, склероз, ну, что поделаешь! Ты лучше послушай:

Ищу я в имени твоем

Ручьев журчанье, шорох леса

И отдаленный майский гром,

Нам посланный, как...

Нам посланный, как... Как что посланный? Тьфу, черт, никак не могу придумать! Так хорошо шло, а тут заело. Не влезает – и все тут! Пить вчера не надо было и трахаться! Как же быть? Даже последняя строчка готова! Знаешь, какая? Слушай: «А, впрочем, главное – не в том...» Нравится? «Нам посланный, как...» Тьфу, дьявол!

– Нам посланный, как знак Зевеса, – вдруг брякнула я, совершенно неожиданно для себя самой. Понятия не имею, откуда он забрел в мою бедную голову, этот «знак Зевеса». Надо думать, сработал «майский гром». «Люблю грозу в начале мая...» – а там уже недалеко до последней строфы, в которой «ветреная Геба», как известно, «кормя Зевесова орла»... В общем, что-нибудь в этом роде...

– Как, как ты сказала? – завопил Никита. – Ирка, ты гений! Блеск! Неплохо у нас получается: я тебе посвящаю стихи, а ты их сама сочиняешь! Повтори-ка еще разок, я наберу.

– Что значит – наберу? – удивилась я. – Ты что, с компьютером в ванной?

– Ну да, с ним, родимым. У меня тут все приспособлено, какая-то такая штуковина – не то столик, не то полочка.

– Так ведь он же испортится от сырости!

– Испортится – и хрен с ним! У меня их несколько. Этот – для ванной. Та-ак, перебрасываем на дискету, вынимаем... Та-ак, прекрасно... «А, впрочем, главное – не в том...» Из этого мы сделаем романс... Скоро услышишь по телевизору. Знаю, знаю, ты не любишь. Так ведь никто не догадается. А мы никому не скажем. Или скажем? Слушай, так как насчет записной книжки? – вдруг без всякого перехода спросил он.