– Вы поели?
– спросила Люся.

Она ожидала, что Женька ответит: "Да. Большое спасибо. Я, наверное, вас задерживаю, я пойду". Но Женька сказал только первую часть фразы:

– Да, - "спасибо" он не сказал.
– Я вам мешаю?
– заподозрил он, так как Люся продолжала стоять.

– Нет, ну что вы...
– сконфуженно проговорила она и ушла в другую комнату.

Она слышала, как Женька переворачивает страницы. Потом что-то грохнуло и покатилось - видимо, со стола упала тарелка или керамическая чашка.

Люсе не жалко было ни тарелки, ни чашки, а жалко утреннего времени, которое она так ценила и которое уходило зря. Люся почти материально ощущала в себе талант и отдавала его людям. Обычно она делала это по утрам, но сегодня ей помешал Женька, и Люся чувствовала свою вину перед человечеством.

И Женька тоже чувствовал себя виноватым.

– Я уронил...
– сказал он, появившись в дверях.

– Ничего, - равнодушно ответила Люся, - не обращайте внимания.

– Хорошо, - согласился Женька и кивнул.

Он кивнул, и прошел к письменному столу, и сел в кресло рядом с Люсей.

Женька побрился и поел, выкурил хорошую сигарету и прочитал "Неделю" от корки до корки, до того места, где сообщался адрес редакции. А теперь ему хотелось поговорить. Ему хотелось, чтобы его послушали.

– А меня с работы выгнали, - доверчиво поделился Женька.

– Где вы работали?
– поинтересовалась Люся.

– В клубе ЖЭКа. Хором руководил.

– Интересно...
– удивилась Люся.

– Очень!
– согласился Женька.
– Когда дети поют, они счастливы. Хор это много счастливых людей.

– Почему же вас выгнали?

– Я набрал половину гудков.

– Каких гудков?

– Ну... это дети, которые неправильно интонируют. Без слуха...

– Зачем же вы набрали без слуха?

– Но ведь им тоже хочется петь.

– Понятно, - задумчиво сказала Люся.

– Конечно, - вдохновился Женька. А начальница не понимает. Говорит: "Хор должен участвовать в смотре". Я говорю: "Вырастут - пусть участвуют, а дети должны петь".

– Не согласилась?
– спросила Люся.

– Она сказала, что я странный и что ей некогда под меня подстраиваться. У нее много других дел.

Женька затянулся, и полоска огонька на его сигарете подвинулась ближе к губам, а столбик из пепла стал длиннее. Он стал таким длинным, что обломился и мягко упал на Женькин башмак, а с башмака скатился на ковер.

– Уронил...
– удивился Женька, внимательно глядя на ковер.
– Я могу поднять...

– Не надо, - сказала Люся. Она испытывала раздражение, но не хотела это обнаружить.

Женька посмотрел на нее, и Люсе почему-то стало неловко.

– Не надо, - повторила она.
– Это мелочь...

– Ну конечно, - согласился Женька. Для него это было очевидно, и он не понимал, зачем об этом говорить так много.

Женьке было тепло и нравилось смотреть на Люсю, и он рассказал ей, как правильно приготовить водку; для этого нужно в бутылку "Столичной", которая покупается в магазине за три рубля семь копеек, бросить несколько кристалликов марганцовки, которая продается в аптеке и стоит гораздо дешевле. Через два дня эту водку следует процедить сквозь вату, на вате останется осадок - черный, как деготь, а водка идет голубая и легкая, как дыхание.

Женька ходил по комнате, сунув руки в карманы, обтянув тощий зад, и рассказывал - уже не о водке, а о женщинах.

Женька знал двух женщин. С одной ему было хорошо и без нее тоже хорошо. Без другой ему было плохо, но с ней тоже плохо. Женька мечтал о третьем возможном варианте, когда с ней ему будет хорошо, а без нее плохо.

Поговорив немного о любви, Женька перешел к дружбе. Он рассказал Люсе о своем приятеле, который на спор выучил язык народности "таты". Этот язык знают только сами "таты" и Женькин приятель, и больше никто.

От друзей Женька перешел к хорошим знакомым, а от них - к родственникам.

В пять часов с работы вернулся Юра. Увидев его, Женька остановился и замолчал.

– Добрый день, - поздоровался Юра.

– Да, - согласился Женька, потому что считал сегодняшний день для себя добрым.

Юра удивился этой форме приветствия и тому, что в гостях Женька, что накурено, и пепел по всему дому, и что Люся сидит в углу, сжавшись, без признаков жизни.

Все это выглядело странным, но Юра был человеком воспитанным и сделал вид, что все правильно, - именно так все и должно выглядеть.