– При чем тут сегодня?
– не понял отец.

– Ни при чем. Просто я жду, может, вы уйдете...

Нина бросила вилку и захохотала, а Нинина мама сказала:

– Вечно эти молодые выдрючиваются.

"Выдрючиваться" в переводе на русский язык обозначает "оригинальничать, стараться произвести впечатление".

Странно, сегодня я целый день только и старался быть таким, какой есть, а меня никто не принял всерьез. Контролерша подумала, что я ее разыгрываю, Вера Петровна - что кокетничаю, старик решил, что я обижаюсь, Нина уверена, что я острю, а Нинина мама - что "выдрючиваюсь".

Только дети поняли меня верно.

Родители ушли. Мы остались с Ниной вдвоем.

Нина, наверное, думала, что сейчас же, как только закроется дверь, я брошусь ее обнимать, и даже приготовила на этот случай достойный отпор, вроде: "Ты ведешь себя так, будто я горничная". Но дверь закрылась, а я сидел на диване и молчал. И не бросался.

Это обидело Нину. Поджав губы, она стала убирать со стола, демонстративно гремя тарелками.

Я вспоминал, что у меня в портфеле лежат для нее цветы, достал их, молча протянул.

Нина так растерялась, что у нее чуть не выпала из рук тарелка. Она взяла цветы двумя руками, смотрела на них долго и серьезно, хотя там смотреть было не на что. Потом подошла, села рядом, прижалась лицом к моему плечу. Я чувствовал щекой ее мягкие, теплые волосы, и мне казалось, что мог бы просидеть так всю свою жизнь.

Нина подняла голову, обняла меня, спросила таким тоном, будто читала стихи:

– Пойдем в воскресенье к дяде Боре?

За пять лет я так и не научился понимать ход ее мыслей.

– Денег не будет - пойдем.

– Какой ты милый сегодня! Необычный.

– Не вру, вот и необычный.

Зазвонил телефон. Нинины руки лежали на моей шее, и я не хотел вставать, Нина - тоже. Мы сидели и ждали, когда телефон замолчит.

Но ждать оказалось хуже. Я снял трубку.

– Простите, у вас случайно Вали нет?
– робко спросили с того конца провода. Я узнал голос Леньки Чекалина.

– Случайно есть, - сказал я.

– Скотина ты - вот кто!
– донесся до меня моментально окрепший баритон. Ленька тоже узнал меня.

Я вспомнил, что обещал быть у него вечером.

– Здравствуй, Леня, - поздоровался я.

– Чего-чего?
– моему другу показалось, что он ослышался, потому что такие слова, как "здравствуй", "до свидания", "пожалуйста", он позабыл еще в школе.

– Здравствуй, - повторил я.

– Ты с ума сошел?
– искренне поинтересовался Леня.

– Нет, просто я вежливый, - объяснил я.

– Он, оказывается, вежливый, - сказал Ленька, но не мне, а кому-то в сторону, так как голос его отодвинулся.
– Подожди, у меня трубку рвут, это было сказано мне.

В трубке щелкнуло, потом я услышал дыхание, и высокий женский голос позвал:

– Валя!

Меня звали с другого конца Москвы, а я молчал. Врать не хотел, а говорить правду - тем более.

Сказать правду - значило потерять Нину, которая сидит за моей спиной и о которой я привык беспокоиться.

Я положил трубку.

– Кто это?
– выдохнула Нина. У нее были такие глаза, как будто она чуть не попала под грузовик.

– Женщина, - сказал я.

Нина встала, начала выносить на кухню посуду.

Она входила и выходила, а я сидел на диване и курил.

Настроение было плохое, я не понимал почему: я прожил день так, как хотел, никого не боялся и говорил то, что думал. На меня, правда, все смотрели с удивлением, но были со мной добры.

Я обнаружил сегодня, что людей добрых гораздо больше, чем злых, и как было бы удобно, если бы все вдруг решили говорить друг другу правду, даже в мелочах.

Потому что, если врать в мелочах, по инерции соврешь и в главном.

Преимущества сегодняшнего дня были для меня очевидны, однако я понимал, что если завтра захочу повторить сегодняшний день - контролерша оштрафует меня, Вера Петровна выгонит с работы, старик - из очереди, Нина - из дому.

Оказывается, говорить правду можно только в том случае, если живешь по правде. А иначе - или ври, или клади трубку.

В комнату вошла Нина, стала собирать со стола чашки.

– Ты о чем думаешь?
– поинтересовалась она.

– Я думаю, что жить без вранья лучше, чем врать.

Нина пожала плечами.

– Это и дураку ясно.

Оказывается, дураку ясно, а мне нет. Мне вообще многое неясно из того, что очевидно Санде, Нининой маме.

Но где-то я недобрал того, что очевидно Леньке.