Никитин постоял какое-то время, потом шагнул к телефону и одним духом набрал семь цифр. Затаил дыхание.

– Я слушаю вас, - прозвучал голос, серебряный, как арфа.

Никитин молчал.

– Я ничего не слышу, - доверчиво сказал голос.

– А я молчу, - сказал Никитин.

– Почему?

– Видите ли... Вы меня совсем не знаете... И даже не представляете... Я ваш сосед... Из дома напротив...

– Ну почему не представляю? У вас полосатые занавески. В семь пятнадцать утра вы делаете гимнастику с гантелями. А в семь тридцать пять пьете молоко прямо из пакета.

– Значит, вам меня тоже видно?

– Тоже.

– И вечером?

– И вечером.

Никитин вытер лоб рукавом.

– А как вас зовут, сосед напротив?

– Женя... То есть Евгений Палыч... Ну, в общем, Женя.

– А меня Наташа.

Помолчали.

– А что вы делаете сегодня вечером?
– осмелел Женя.
– Может, пойдем походим?

– Заходите. Мы и решим. Может, действительно пойдем и походим.

– А когда?

– Да хоть сейчас, - предложила Наташа.

– Подъезд пять, квартира двенадцать?
– уточнил Никитин.

– А откуда вы знаете?
– поразилась Наташа.

– Вычислил. Я же математик-программист. Я и адрес ваш вычислил, и телефон.

– А меня?

– Разве можно вычислить мечту?
– полуспросил-полуответил Никитин.

– Жду, - тихо сказала Наташа и положила трубку.

Никитин стоял и слушал гудки, еще не понимая, но предчувствуя, что случилось счастье.

Через двадцать минут Никитин вышел из своей квартиры. На нем была польская полосатая рубашка, югославский галстук, розовый в черную крапинку, и синий финский костюм. Пиджак он застегнул на все три пуговицы.

Сбегая со своего пятого этажа, Никитин посмотрел мимоходом в оконное стекло, на свое отражение. Отражение его несколько задержало.

Никитин неуверенно потрогал галстук. Потом так же неуверенно спустился еще на один лестничный марш и подошел к двери на третьем этаже, которая была простегана малиновой кожей и украшена блестящими кнопками. Позвонил. Звонок затейливо звякнул.

Дверь отворил Гусаков.

На нем был стеганый халат, какие носили адвокаты в дореволюционной России.

Гусаков был член-корреспондент, член четырех королевских обществ, руководитель научного центра, в котором среди прочих трудился и Никитин в чине младшего научного сотрудника. У Гусакова была квартира номер 69, а у Никитина 96, и почтальон часто путал ящики.

Гусакову писали чаще раз в шестьсот. Он был нужен и в нашей стране и за рубежом, во всех четырех королевствах, поэтому Никитин довольно часто возникал перед стеганой дверью. К нему привыкли. Может быть, даже Изабелла, жена Гусакова, думала, что он - почтовый работник. Она поверхностно улыбалась Никитину. Он тоже вежливо улыбался и всякий раз пытался понять ее возраст: тридцать или шестьдесят.

– Здравствуйте, Валерий Феликсович!
– поздоровался Никитин.

– Здравствуйте, Женя, - поздоровался Гусаков, глядя в пустые руки Никитина.

– Извините, пожалуйста... У меня несколько неожиданный вопрос. Разрешите?

– Валяй, неожиданный...

– Валерий Феликсович, вот вы объездили весь мир. Скажите: этот галстук идет к этой рубашке?

– Как корове седло, - откровенно определил Гусаков.
– Сюда нужен сплошной.

– Сплошной?
– потерянно переспросил Никитин.

– Прошу, - пригласил Гусаков и первым пошел в глубь своей квартиры.

Никитин двинулся следом.

Все стены квартиры были увешаны ключами разнообразных размеров и назначений. Здесь были ключи от амбарного замка и ключи от города Антверпена.

– На свидание?
– поинтересовался Гусаков, шагая мимо ключей.

– Да, - сознался Никитин.

– Влюбился?
– с завистью спросил Гусаков.

– Вы знаете... она совсем другая, чем все.

– Это всегда вначале так кажется.

– Нет, - Никитин остановился и остановил Гусакова.
– Все это все. А она - это она.

Гусаков открыл шкаф. Гардероб у него был, скажем прямо, богаче, чем у Никитина, и выбор галстуков шире. Одних сплошных - штук четырнадцать.

– Надевайте!
– Гусаков протянул ему галстук из своей коллекции.

– Неудобно, - сознался Никитин.

– Дарю!

Видимо, Гусакову понравилась роль деда-мороза. Он повязал галстук широким роскошным узлом на тощей высокой шее Никитина. Потом снял с плечиков золотистый замшевый пиджак.