Замуж Елизавета вышла по любви, в 1919 году, за красного комиссара дворянского происхождения. Только недолго они прожили вместе. Двоих деток-погодок родила, сынка и дочку, да потеряла друга милого.

Он помог ей принять революцию. После его гибели Елизавета 3 года не открывала свой «журнал», как она называла дневник. Наверное, плакаться не хотела.

К новой орфографии Елизавета отнеслась положительно, но долго делала ошибки по привычке.

Про фотографирование часто писала. Она ещё во дворце, оказывается, этим увлекалась, а потом так и продолжала. Даже в газеты и журналы фото-репортажи отправляла. Но про официальную работу совсем не упоминала, и ни словечка о найденных Юлей фотографиях не было.

Когда началась Великая Отечественная, и сын, и дочь ушли на фронт. Дочка с войны не вернулась…

Григорий после объявления победы над фашистами не оставил воинскую службу, а продолжил её на Дальнем Востоке командиром, не прельщала его столичная жизнь. Наверное, отцовские корни тянули на защиту Родины в самые ответственные места. По окончании угрозы со стороны Японии, он женился и укоренился где-то в пограничном районе. В пятьдесят втором году у Елизаветы появился внук.

В дневнике было много пробелов. То ли даже с бумагой делиться не хотелось, то ли какая-то секретная причина. На неё наталкивает упоминание о том, что с 1946 года Елизавета служила в военной разведке КГБ. «Ничего себе поворот! И ни разу об этом не рассказывала, хотя секретность сохранять уже было ни к чему».

Как она попала в госбезопасность без специального образования, не понятно. Языки она знала, поставить себя могла, но как же без военной подготовки? Если бы она уже имела свой дар, тогда все вопросы отпали бы. Но про него в прочитанном ни словечка написано не было. Почерк Елизаветы почти не менялся. Наверное, этот факт от твёрдости характера зависел.

Юля остановилась на первой записи 1955 года, глаза слипались. Столько событий каждый день происходило, а высыпаться удавалось не всегда.

3-й день отпуска.

На завтра уже точно ничего не мешало запланированному походу в Зазеркалье. Разведчица собралась перемещаться только днём, уложив припасы в свой рюкзачок, как вчера, и встала перед зеркалом. Хотела надеть первую гребёнку, чтобы не преодолевать пешком обратный путь, но засомневалась. Решила послушаться интуицию, не вникая, лишь убедилась, что гребёнки на месте. И затем, наконец, перешагнула пустую раму. Через минуту проход закрылся. Она сделала метку в этом месте припасённым с помощью Савелия мелом и включила фонарь. Оказывается, здесь и днём было темно. А вот и проём нового входа, но свет оттуда не поступал. Неужели снова подземелье?

«Какая я умница, что догадалась заказать фонарь!» — Юля уже несколько часов шагала по тёмному каменному коридору, иногда поворачивая в ответвления, всегда направо. Она ничуть не сомневалась, что так правильно, делая броские отметки мелом на поворотах, припомнив, что так ходят в лабиринтах.

Девушка сдерживала панические порывы, ей было страшно. Грудь распирало от глубокого волнения, впереди была темнота и никаких просветов! Где же выход на поверхность? Казалось, что дорога постепенно шла под уклон. Почему вниз, а не наверх? Ведь требовалось попасть в город, а не к центру земли. На ощупь стены казались сухими, без растительности, и слишком ровными, будто катакомбы созданы не природой, а шлифованы специальными инструментами. Иногда верх закруглялся почти идеально сферически, как в соборе.

«Какой смысл в таком сложном выходе наизнанку, когда есть простой путь? А вдруг это опять ловушка?» — Юлю пугали даже собственные мысли, и всё-таки она продолжала продвигаться вперёд. Несколько раз порывалась вернуться, ведь потом придётся заново преодолевать этот жуткий путь. Почему бы не сделать это сейчас…

***

Сжимая фонарь, Юля нечаянно сдвинула кнопку, и всё вокруг на десяток секунд погрузилось во тьму. Оказалось, что темнота не такая уж полная — по стенам тут и там холодным светом мерцали парные огоньки. «Что это? Светлячки?» А вдруг летучие мыши или другие кровососы?

Снова появилось ощущение, что кто-то прячется во мраке и вот-вот цапнет её за ногу! Внутри всё дрожало, а горло, казалось, распухло от сдерживаемого желания заорать. Страх подкрадывался к девушке со всех сторон, едва не лишая её разума. Включив фонарь, Юля опасливо подошла ближе к стене, на которой в темноте что-то мигало, и начала целенаправленно её рассматривать, пока не увидела очень крупную голубую бабочку, присела на корточки, чтобы рассмотреть поближе.

«Бабочка в подземелье? Удивительно!», — волнение внутри неё сразу улеглось, и кровь перестала толчками приливать к голове, как будто ничего удивительного в таком открытии не было. Даже страх отступил.

«Необыкновенная! Не из наших широт». Похожую девушка как-то видела на картинке — огромная, длиннее ладони в размахе крыльев, которые напоминают карнавальную маску, а рисунок на них — точь-в-точь большие глаза!

Вдруг «нарисованные» глаза моргнули и словно уставились на путешественницу! «Ой», — она с опаской, но без страха, отдёрнула руку, которой хотела потрогать диковинку.

Бабочка от движения руки не вспорхнула, а как-то странно — бочком-бочком — передвинулась поближе к Юле. Девушка посветила прямо на неё: «Улетит, так улетит, но надо же разглядеть такое диво». Бабочка снова моргнула! «Это что, на самом деле глаза? Ничё себе!» Усики бабочки, которых сначала было не видно, стали быстро вытягиваться и, опередив реакцию девушки, успели прикоснуться к руке, одновременно в голове раздался писк.