Шрифт:
— Спасибо. А это что такое? — я не заказывала к нему десерт, но парень вместе с чашкой ставит рядом блюдце, на котором возлегает величественно аппетитный штрудель.
— А это небольшой комплимент.
Подлиза, значит. Для парня у него довольно тонкий голос и такие же утонченные черты лица. В тот момент, когда он варил кофе, боковым зрением я проследила за его движениями. Мне показалось странной манера его поведения. Не люблю скользких людей, но для меня главное в первую очередь, чтобы сотрудник качественно и своевременно выполнял свои обязанности. И молодой человек вроде неплохо справляется с ними. В этом я убедилась, как только сделала первый глоток божественного напитка, во вкусе которого гармонично все, что должно быть: сладость, горечь и немного легкой кислинки.
— Мм… аа…
— Что это?
— Вы о чем? — поднимает на меня свои стеклянные глаза бармен. Они у него настолько светлые, что почти белые, и их отблеск мне почему-то напоминает именно стекло.
Вновь прислушиваюсь к звукам, но слышу только лишь отдаленные и смешанные голоса гостей в ресторане, а еще тихую и незатейливую мелодию музыкантов.
— Не о чем. Спасибо за штрудель.
— Всегда, пожалуйста, приятного вечера — с кривоватой улыбкой на лице парень снова возвращается к своему делу, полирует барную стойку.
Странное ощущение, будто бы только что откуда-то донесся стон. И когда слышу его во второй раз, то убеждаюсь в том, что слух меня не подвел. Нет, мне не показалось. Вскакиваю на мраморный пол и медленным шагом захожу за барную стойку. Парень сканирует меня испуганным взглядом. Стеклянные глазки бегают из стороны в сторону. Что-то здесь не так… Теперь я отчетливее слышу приглушенные стоны, и, скорее всего, звуки доносятся из подсобки.
— Кто там? — бросаю на парня сердитый взгляд, но тот так напуган, что даже не успевает ответить мне.
Ему приходится отойти в сторону, когда я рысцой набрасываюсь на ручку двери и врываюсь в тесную комнатушку.
Застаю довольно пикантную картину. В отличие от этих ребят, я соблюдаю рамки приличия и сразу же отворачиваюсь. Хотя мне удается заприметить его упругие и накаченные ягодицы. К прекрасному лицу, которое я видела в ту ночь во сне, теперь добавилась другая часть тела. И меня пугает это внезапное открытие. Хочется взять что-нибудь тяжелое и стукнуть себя по голове. Ведь единственная эмоция, которая должна сейчас мною двигать — это неукротимая ярость.
— Что? Даже не присоединишься? — лилейным голосом летит в мою сторону столь непристойное предложение.
Ну все, он меня достал! Неужели я теперь смогу уволить этого чертова женского обольстителя! Разворачиваюсь и смотрю ему прямо в глаза. Демьян с самодовольной ухмылкой, не торопясь, натягивает на себя боксеры от «Calvin Klein». Девчонка прячется за его спиной, но мне удается разглядеть на ней форму горничной.
— Как тебя зовут? — обращаюсь к ней, следя за тоном своего голоса. Ничто не должно выдать моего взвинченного состояния.
— Лена
— Фамилия?
— Смирнова
— Значит так, Лена Смирнова. С этого момента вы больше не имеете никакого отношения к «Лотос Шале. Освободите помещение, пожалуйста.
Девчонка пулей вылетает из подсобки, и тогда мы остаемся наедине. Сейчас я остро ощущаю, как в таком тесном пространстве над нами сгущаются тучи. И если следовать погодным условиям на улице, то скорее это метель или даже самый настоящий буран.
— Ну что ж, Евгения Мегеровна. Выносите свой приговор!
На слове Мегеровна у меня екает сердце. Да как он смеет так себя со мной вести. Я не понимаю, почему Демьян меня ненавидит. Что такого я сделала? Все его поступки, взгляды, брошенные в мою сторону — все это говорит именно о том, что парнем движет ненависть.
— Я не уволю тебя, Демьян… — произношу четким и ровным голосом, стирая с его лица эту фирменную ухмылочку, которая иной раз держится как приклеенная. Он ждет ответа. Долго ждет. — Ты отработаешь смену сегодня и завтра за сотрудницу, которая только что потеряла из-за тебя работу.
В этот момент в глазах Демьяна происходит целая революция. Одна эмоция быстро сменяет другую, как рекламный щит, на съемных панелях которого висят изображения, чередующие друг друга в последовательном порядке. Всего секунду назад в его серых радужках жила надежда, а теперь он сломлен, подавлен, и вновь к нему вернулось прежнее состояние. Эмоция, которая ранее управляла им — ненависть.
— Не моя вина в том, что у девчонки при виде меня, такого очаровательного, ноги сами собой разъехались, — а вот и та самая ухмылочка вновь на месте.