«Пристрелить такого не жалко!» – считал Олег Иванович.

Когда его в редких случаях вытягивали на откровенность и чисто по-научному интересовались его мнением, есть Бог или нет Бога, он давал ответ, который казался ему полным и безупречным:

– Бог есть в той мере и до тех пор, пока в него верят, то есть пока он нужен верующим. Бога нет, если и пока в него никто не верит. Бога нет и для тех, кто в него не верит.

– Мудрёно, – отступались некоторые.

– А что… А пожалуй, – соглашались другие некоторые.

Третьи некоторые атаковали:

– Есть Вера и есть Церковь. Для Церкви Бог – её приватизированный ресурс. И, логично рассуждая, для Церкви безразлично, есть Бог на самом деле или нет, главное, чтобы на него был массовый спрос.

Вот за это вот «логично рассуждая» Олег Иванович и не мог терпеть научных писаний как на религиозные, так и на антирелигиозные темы. Его злило и обижало, что на такие сокровенные темы, как взгляд человека на мир, рассуждают в манере наблюдателя-естествоиспытателя, в стиле «хочу всё знать». Главное разве в том, существует ли Бог сам по себе и где он расположен в пространстве и во времени? Или в том месте пустота? Не в этом вопрос о Боге. И не в том, культивирует Церковь связь верующих с реальной субстанцией или с вымышленной. Злили и обижали Олега Ивановича позорная душевная узость атеистов и прискорбный душевный конформизм верующих.

Серафим Порфирьевич прекратил свои «заходы» после одного разговора, который они запомнили оба.

Апрельским погожим днём, не торопясь, брели они с какого-то мероприятия в сторону метро. Серафим Порфирьевич – личность неутомимой доброты – снова вернулся к старой теме:

– Олег Иванович! Я вот всё думаю, а как же жить атеисту, чем в жизни руководствоваться. Откуда брать силы для добра? Вот хотя бы и Вы. Откуда берёте Вы силы для доброго отношения к людям? И что заставляет Вас, атеиста, делать добро людям, не обольщаться злым, недобрым?

– Ой, не обижайтесь, но Ваши рассуждения напомнили мне одного из нынешних высокопоставленных мерзавцев – Альфреда Коха. Этого типа спросили, как он относится к упрёкам и обвинениям в бессовестном и наглом обогащении во времена ельцинской «прихватизации». А он зло так ответил: «А вам кто мешал?» Чувствуете подходец: мешать может только кто-то внешний. А что у человека могут быть внутренние побудители и внутренние, как теперь говорят, сдержки и противовесы, этому негодяю в голову не приходит. И у Вас, Серафим Порфирьевич, в чём-то схожая схема рассуждений. Откуда, мол, черпаете силы для доброго, что заставляет делать добро и не делать зло? Спрашиваете так, будто ненароком подсказываете признание, что силы даются извне, а заставляет и сдерживает ответственность перед кем-то, кому подотчётен. Всё гораздо сложнее, Серафим Порфирьевич. Силы черпаешь из собственных душевных запасов и подотчётен только собственной совести.

– Ну, вот видите, – оживился Серафим Порфирьевич, – Ежели признаёте душу и совесть, то откуда же они взялись – душа и совесть?

– Во всяком случае, не с неба свалились, – серьёзно и без издёвки ответил Олег Иванович. Он чувствовал, что Серафим утягивает его в дискуссию. А этого он не хотел. Поэтому свернул разговор в русло бытового примера. – Вот смотрите, Серафим Порфирьевич, насколько верующему на земле легче. Ведь слаб человек, верно? Может и ошибиться, и соблазнам поддаться, да и, не дай, конечно, бог, предать. Но верующий может покаяться и надеяться на прощение. А неверующий – не может. Может начать городить самооправдания, но совесть не обманешь, она никогда не простит. Нет внешнего контролёра – нет и внешнего защитника. Так что – вот…

Они как раз подошли к метро «Октябрьская». Замолчав, не сговариваясь, пошли в сторону Москвы-реки. Каждый по-своему думали об одном и том же. Перешли Крымский мост. И только тут Серафим Порфирьевич проронил:

– Да, трудно вам на свете…

С тех пор прежних тем о вере не заводил.

Душа… Вот тоже скользкая тема. Воинствующий атеист ослеплён своим тотальным отрицанием религии и всего, что оформлено религиозно. Поэтому отрицает и душу. А, спрашивается, зачем?

В представлениях Олега Ивановича о мире и о человеке в мире душа занимала одно из ключевых мест. Для него сказать «душа» было то же самое, что сказать «личность». Или почти то же самое. До конца, до тонкостей соотношение души и личности додумано не было. Олег Иванович не был философом и развёрнутых философских систем не строил. Ему достаточно было опорных моментов во взглядах на мир.

Душа для Олега Ивановича была накопленным, нарастающим жизненным итогом. Итогом отношения человека к миру, итогом переживаний, размышлений, осознанных выборов из череды реально возможных действий, поступков. Этот итог у многих, по его наблюдениям, был плачевно мал. У них Олег Иванович не признавал наличия души.

Был случай. Олег Иванович время от времени приезжал по делам к своему старому товарищу в Архангельск. А у того был вроде как духовник – священник небольшой городской церкви. С этим священником Олег Иванович был познакомлен и не раз встречался при разных мероприятиях. А в тот приезд получилось, что старый товарищ Олега Ивановича пригласил нескольких друзей в сауну. Когда уже почти все собрались, прикатил скромный «Москвич», а в нём тот самый священник с «матушкой». Тоже, оказывается, были приглашены в сауну.