Он мрачно вернулся в лабораторию. Да что же такое с ним происходило? Он потерял рассудок? С чего это началось?

Сны вернулись, постепенно они начинали все больше контролировать его состояние. Утром он проснулся совершенно не отдохнувшим, в отвратительном настроении. Самих снов он не помнил. Какие-то призрачные формы за пределами сознания.

Так может Ллойд прав? И он действительно испытывает проблемы, связанные с длительным космическим путешествием? Возможно ли? Он не так долго пробыл на GM. Что могло ускорить достижение такого состояния? Возможно, инъекции энцефамина? Или есть какое-то другое объяснение?

Несомненно только одно: сны вернулись, и теперь преследуют его.

Доктор Ллойд предложил довериться интуиции. Что-то в нем протестовало против подобного предложения. А почему? Совет-то ведь вполне логичный. Но совесть, этот тихий внутренний голос, категорически не собиралась ему следовать. Это означало бы наплевать на свой разум ради благополучия проекта. Даже если это его собственный проект.

Спенс стремился подавить этот внутренний протест. Пока он не видел причин ломать график экспериментов.

Переборка с шорохом открылась. Он вошел в темную лабораторию. Тиклер исчез. Царила полная тишина. Дверь закрылась, оставив его в темноте.

Он хотел включить свет, но поворачиваясь, отметил краем глаза какое-то слабое мерцание. Спенс вгляделся в темноту.

Да, так и есть, в центре лаборатории что-то едва заметно светилось. Он закрыл глаза и снова открыл их, но слабое зеленоватое свечение осталось. Пока Спенс наблюдал, смутное светящееся пятно стало четче. Не отдавая себе отчета, Спенс шагнул вперед. Его неодолимо потянуло туда, к этому странному свечению.

Теперь оно стало еще различимее, даже слабо освещало окружающее оборудование. Спенс медленно обошел источник свечения, все еще не понимая, что он видит перед собой. Его мышцы напряглись, как у кошки, готовой к прыжку. Ни с чем подобным он раньше не сталкивался. В какую бы сторону он не двигался, характер свечения перед его глазами не менялся: слабый люминесцентный венок бледно-зеленого света оставался перед ним, слегка подрагивая. В центре ореола темнело пятно. Сквозь него он мог видеть смутные очертания предметов на другом конце лаборатории.

Боком, как краб, Спенс придвинулся ближе. Он хотел отвести взгляд и с удивлением обнаружил, что не может. Теперь он стоял очень близко к светящемуся феномену в центре лаборатории, так близко, что чувствовал покалывание на руках и на коже лица, как бывает в сильные холода. Он поднял руку и увидел, что ее окружает зеленоватый ореол.

Внутри свечения обозначилось едва заметное движение — прозрачное мерцание глубокой синевы, на самой границе восприятия. Свечение усилилось и испустило лучи, сверкающие золотом и серебром.

Хотя он неподвижно стоял на одном месте, ему показалось, что он падает в центр свечения, как будто водоворот холодного голубого огня засасывал его. Ожили чувства. Сердце стало биться чаще, дыхание казалось затрудненным, на лбу и шее выступили капли пота. Навалилась слабость и принесла с собой головокружение. Спенс балансировал на грани беспамятства. От основания шеи вверх поползли мурашки. Мелькнула удивленная мысль: что бы это могло значить? И почти сразу пришел ответ, поразивший его так, что волосы встали дыбом.

Спенс хотел закричать, но не смог издать ни звука. Стальная хватка ужаса сковала тело, страх наплывал из темных углов его разума. Он не мог ни пошевелиться, ни закричать, ни отвести взгляд. Только терпеть.

Краем сознания он понимал, что лицо его исказилось от ужаса, но какая-то маленькая часть сознания сохраняла способность к наблюдению. Спенс с каким-то противоестественным восхищением отметил, как полыхнула зеленоватая аура, в ней родилась голубая молния, но не исчезла, а замерла и стала приобретать некую форму. Частью рационального сознания он угадывал за тонкой завесой света движение, но очень далеко, так что невозможно было понять, что там происходит.

А затем он услышал звук. Возможно, он присутствовал с самого начала, просто Спенс не обратил на него внимания: едва слышное позванивание крошечных колокольчиков. Звук фиксировался не ушами, он звучал где-то в глубине головы Спенса, ощущался всей поверхностью кожи. Кровь Спенса заледенела. До сих пор этот звук он слышал только в своих снах.

С усилием он поднял руки, зажал уши и закричал изо всех сил. А затем рухнул на пол.