– Как ты думаешь, сержант, что скажут обитатели Лагеря о карантине?
– раздражённо спросил Ленуар.

– Не думаю, что им это понравится.

– И кого, по-твоему, они будут винить?

Чтобы помочь Коди собраться с мыслями, он кивнул на стражников, толпящихся у подножья моста в город.

Коди нахмурился, начиная осознавать происходящее.

– Всё верно, сержант. Они станут винить во всём ищеек, которые не дают им сбежать из этой смертельной ловушки. Они станут винить нас.

– Они не рискнут сказать нам ни слова, - ответил Коди.

– Но проклянут и плюнут в спину. Так что нам лучше поторопиться и опросить всех, кого сможем, потому что через несколько часов нам будут рады так же, как и чуме.

– С чего начнём?

– Понятия не имею.

Ленуар почесал подбородок; двухдневная щетина не натолкнула его ни на какие мысли.

И тогда он заметил монахиню, задержавшуюся возле зелёной палатки.

– Сестра Рея, - позвал он, направляясь к женщине.

Монахиня, казалось, ничего не слышала. Её глаза следили за чиновниками, которые указывали на берег реки и само русло.

– Сестра, - вновь позвал Ленуар.

Рея не обернулась.

– Они приговаривают этих людей к смерти, - пробормотала она, словно разговаривая сама с собой.
– Мы смогли бы взять всё под контроль, но сейчас... Если люди не смогут уйти, они заболеют. И умрут.

«Лучше трущобы, чем весь город». Невысказанная мысль повисла в воздухе.

– Полагаю, добровольцы, которые собирали тела, тоже заболели?
– произнёс Ленуар.

Рея, наконец, обернулась. Её глаза были тусклыми и серыми, как облака, обременённые непролитым дождём.

– На самом деле, только один. Исключительно трудолюбивый работник. Дрем, - она покачала головой.
– Симптомы появились у него через несколько дней после обнаружения первого тела. Это было около четырёх недель назад.

– Нам жаль, - произнёс Коди. Он знал, что от Ленуара соболезнований не дождёшься.

– Он упоминал перед смертью что-нибудь полезное?
– спросил Ленуар, не отвлекаясь на сентиментальность.
– Может быть, он что-то видел или слышал?

К его удивлению, монахиня слабо улыбнулась.

– О, он не умер. В этом отношении Дрем тоже является исключением. Он – один из немногих выживших. Он все ещё очень болен, но скоро поправится.

Каждый человек ценит приятные неожиданности, но для инспекторов полиции они - как бриллианты, найденные в грязи. Ленуар позволил себе слегка улыбнуться.

– В таком случае, сестра, мне бы очень хотелось с ним поговорить.

– Если он, конечно, достаточно окреп, - добавил Коди, но прекрасно понимал, что это не играет никакой роли. Если Ленуар захочет, он всё равно устроит допрос.

– Думаю, это вполне возможно, - ответила сестра Рея.
– Следуйте за мной.

* * *

«Красная рука» возле палатки целителя была видна издалека и спокойно покачивалась на ветру. Ленуар не мог подавить дрожь при виде этого зрелища. Помимо общей тошноты, которую он испытывал при любой встрече с брайлишским «целительством», он считал багровую руку слишком жутким образом.

Что это? Обагрённая кровью рука цирюльника? Кровь умирающего человека? Неистовое махание рукой человека, отчаянно нуждающегося в помощи?

Единый символ целительства должен быть источником успокоения и утешения. А вместо этого он был живым напоминанием о крови, смерти и насилии — по крайней мере, так казалось Ленуару.

Внутри лечебница тоже представляла собой неутешительное зрелище. Мерцающий свет свечей освещал углы тесного помещения, усеянного атрибутами человеческих страданий. На одном столе валялись скальпели, ножницы и грязные бинты, на другом - коричневые пузырьки с лекарствами. Рядом с умывальником стояли судна.

Знакомая, похоронная тишина душила это место.

– Большинство пациентов уже ушли, - тихо сказала сестра Рея.
– Те, кто заразился чумой, были отправлены в чумные дома; а те, у кого начался кашель, просто сбежали. Они скорее умрут от чахотки, чем рискнут подхватить чуму, и я не могу их за это винить.

– Так здесь нет никакой чумы?
– спросил Коди с явным облегчением.

– Больше нет. Мы превратили лечебницу в приют для выздоравливающих. Поэтому здесь сейчас так пусто, - вздохнула Рея.