Руди, казалось, и сам удивился этому воспоминанию.

Ингольд покачал головой.

– Разве можно такое говорить ребенку.

Руди пожал плечами.

– Мне всегда было интересно, что и как устроено. Наверное, поэтому я неплохо разбираюсь в машинах, знаю, как работает их мотор, чувствую, все ли в них в порядке или нет. Я и на этой земле околачиваюсь для того, чтобы понять, как устроен человек и зачем он существует.

Ингольд вздохнул и положил засохшее растение на камень:

– Может быть, так оно и есть, – наконец произнес он. – И ты никогда не получишь должного образования. А между тем очень опасно быть невежественным магом.

Сильный ветер ворвался в лощину. Ингольд поднялся, дрожа, и натянул поглубже капюшон, замотав поверх него шарф так, что остались видны лишь глубоко посаженные блестящие глаза и кончик носа. Руди тоже встал, повесил бутылку с водой на седло и повел Че вверх по узенькой тропинке. Ингольд проворно карабкался впереди.

– Ингольд?

Они выбрались на дорогу. Стайка степных курочек выпорхнула у них из-под ног, и Че испуганно вскинул голову. Небо заметно потемнело, а вдалеке Руди различил стену дождя.

– Чем же опасен невежественный маг?

Колдун обернулся и посмотрел на него:

– Волшебнику подвластно искусство магии. Это сродни любви, Руди. Она нужна тебе, и ты ищешь ее. И не встретив большую любовь, ты миришься с ее жалким подобием. Это может разбить не только твою жизнь, но и жизнь того, кого ты затронул.

– Именно поэтому и создана школа в Кво и Совет, – добавил он. – С тех пор, как старый Форн покинул школу и удалился в свою черную башню на берегу моря, Архимаг и Совет решили обучать всех, кто был в состоянии постичь смысл учения. Они действовали по принципам старых волшебников, используя наследие империй, существовавших еще до первого появления Дарков, три тысячи лет назад. Они древнее Церкви.

– Может быть, поэтому Церковь и ополчилась против нас?

Ветер принес холодный дождь с градом. Руди надвинул капюшон на глаза. Он уже давно привык к мысли, что если идет дождь, то он непременно промокнет – на голой равнине негде было укрыться.

– Церковь считает нас богоотступниками, – коротко сказал Ингольд. – Церковники говорят о нашей силе как о дьявольском обмане. А все потому, что мы можем совершать превращения и не поклоняемся их Богу. Мы отлучены от Церкви наравне с еретиками и убийцами. А когда мы умираем, нас хоронят в неосвященной земле, если просто не зарывают, как скотину. И помни, что нет закона, который бы защитил волшебника.

Тьма склепа под дворцом в Карсте вспомнилась Руди – узкая келья и Ингольд, до изнеможения повторявший Заклинание Чейн.

Неудивительно, подумал он, что люди, у которых есть дар, предпочитают отречься от него. Напротив, удивительно, что кто-то все-таки становится волшебником.

Их окружал черный ливень. Он заливал канавы и низины, стекал по плащу Руди, пропитывая его. Руди пытался вспомнить, когда он в последний раз видел ясное небо, и с ужасом думал, что никогда его больше не увидит.

Ингольд продолжал говорить, обращаясь скорее к себе, чем к своему спутнику.

– Вот почему так крепка связь между нами. Мы единственные, кто действительно понимает друг друга, вот как Лохиро и я. Мы путешествовали с ним, чужие всему миру, он стал для меня сыном, а я заменил ему отца. Все, что у нас есть – это наш дар да еще те немногие, не наделенные даром колдовства, но даром понимания. Кво – это не только центр магии на земле, это наш дом.

Ливень затих, но солнце не проглянуло. Туман окутал землю.

– Волшебники женятся только на колдуньях, – спросил Руди, – или им разрешен брак с обыкновенными женщинами?

Ингольд покачал головой:

– Неофициально. Ведь мы отлучены от Церкви. Хотя в прошлые времена дела обстояли иначе, – он покосился на Руди, и тому стало неуютно, будто Ингольд прочитал его мысли. – Принято говорить, что жена колдуна – вдова. Ведь мы странники, Руди. Мы сделали выбор в пользу нашего дара. Конечно, есть люди, которые понимают нас и понимают то, что мы непохожи на них, но мало кто может долго общаться с нами. В некотором смысле на нас действительно лежит печать проклятия, но не того, которое имеет в виду Церковь.

– Любят ли волшебники?

В голубых глазах Ингольда промелькнула боль.

– Бог помогает нам...

Вся эта странная смесь информации нужна была, чтобы помочь Руди успокоиться и сосредоточиться. Ведь от понимания мира до понимания магии – один шаг.

Однажды ночью Ингольд творил заклинания над пеплом маленького костра, и Руди, который к тому времени уже понял, что волшебник не повторяется, провел ночь, изучая их форму и порядок. Потом, стоя на часах, он воспроизводил их в памяти – ведь в каждом отдельном символе была сосредоточена часть силы. Иногда за ужином Ингольд рассказывал о том, как их используют для медитации или гадания, откуда появились заклинания и кто первый сотворил их. Руди медленно постигал их смысл, пока не увидел, что заклинание, сотворенное соответствующими мыслями и словами, показывает полностью свое действие. Так, как Йед мог отвратить летящий снаряд, как То мог сделать невидимое видимым, как Перн мог сфокусировать мысли тех, кто смотрел на это, на справедливости и законе.