Возможно, Крапивина понадеялась, что финансовый мозг нашего музея сумеет поставить Ивановой точный диагноз, и тогда можно будет подумать, что со мной делать дальше.

Но люсины надежды оказались напрасными. От привычной решимости Светланы Михайловны не осталось и следа, стоило ей только распахнуть дверь нашего кабинета. К тому моменту я уже допевала второй куплет душераздирающего музыкального произведения.

И, несмотря на то, что моё сердце разрывала неимоверная жалость к судьбе ещё остававшихся в живых восьмерых негритят, в выпученных глазах бухгалтерши я ясно прочитала о том, что её больше всего сейчас волновало: начислять мне за начало этого месяца зарплату, или же списать её под шумок. Вопрос ещё тот! С одной стороны: деньги — как будто бы небольшие, с другой — копейка рубль бережёт.

Не зная, какое решение ей лучше принять, Светлана Михайловна застыла в дверях. А тем временем за её широкой спиной начал понемногу собираться народ. Я исполнила ещё два куплета. Теперь на бескрайних водных просторах резвилось уже только шестеро негритят. Я не стала испытывать судьбу и остановилась на этом роковом числе для того, чтобы сказать небольшую речь:

— Друзья, вы все знаете меня далеко не первый год. Столько же времени вас знаю и я. За эти годы мы вместе съели не один пуд соли, выпили не один литр спиртного, в общем, стали почти что родственниками. А наше место работы — наш любимый музей, для каждого из нас стал вторым домом.

— Но сегодня над этим домом нависла очень серьёзная опасность. Буквально с четверть часа назад из самых достоверных источников стало известно, что ряды нашего дружного, сплочённого коллектива в весьма скором времени, как это ни прискорбно, могут поредеть.

— Думаю, зная меня, вы уже догадались, что я совсем не случайно исполнила сегодня экспромтом песню про несчастных негритят. Многим из вас эта песенка знакома с детских лет. Но задумывался ли кто-нибудь над её истинным смыслом? — я медленно обвела своих коллег поистине инквизиторским взглядом.

Знаю, я была в этот момент поистине прекрасна. Моё лицо пылало праведным гневом, глаза сверкали. Но все сотрудники подавленно молчали, включая и самоуверенную Светлану Михайловну.

Наверное, нашему бухгалтеру никогда не приходила в голову мысль, что однажды и её могут попросить с насиженного местечка. И куда же она денется в свои пятьдесят с хвостиком, когда осталось рукой подать до пенсии?

Судя по испуганным глазам Светланы Михайловны, в эту минуту она даже позабыла про мою зарплату. А, может, мысленно давала Богу клятву, что впредь будет заниматься только «белой» бухгалтерией, если вдруг повезёт, и ужасная беда на сей раз обойдёт её стороной.

Как бы то ни было, но в своём нынешнем состоянии финансовый мозг нашего музея вызывала лишь чувство жалости. Мне даже пришлось отвернуться в сторону, чтоб не расплакаться, поддавшись минутной слабости.

Между тем Люся Крапивина старательно избегала встречаться со мной взглядом. Наверное, ей было сейчас совестно за то, что пару недель назад она необдуманно мне пообещала, будто после той самой телевизионной смехотерапии Виталий Львович меня по службе повысит, или, на худой конец, премией наградит. Что, кстати, мы поспешили заранее обмыть, встретившись в первый рабочий день после мужского праздника. А в итоге не только удачу сглазили, но ещё и неприятности себе накаркали.

Мне стало за Люсю стыдно, и я решила отвернуться в другую сторону, но вдруг оказалась лицом к лицу с нашей уборщицей тётей Катей. Не представляю, как она в наш кабинет попала, если дверной проём полностью загородила своим туловищем Светлана Михайловна? Может, тихонько юркнула под её локтем, ведь тётя Катя была маленькой и худенькой, как воробышек? Ещё тётя Катя отличалась очень любознательным характером, а потому на моё выступление не могла не обратить внимания. Но, наверное, у нашей уборщицы было тяжёлое детство, поскольку она не знала продолжения песенки про негритят.

— Не томи душу, Асенька, — попросила меня тётя Катя тихим растроганным голосом. — Пой, милая, дальше. Очень хочется узнать, что с остальными ребятишками-то сталось? — по худенькой щеке уборщицы скатилась слеза.

Эта чистая, искренняя слеза меня очень воодушевила. Я вдруг ощутила себя прорицательницей, способной предсказывать будущее и наставлять нуждающихся на путь истины. Все взволнованно ждали моего ответа, однако, я не могла скрыть правду от доброй женщины.

— Все умерли, тётя Катя. Царство небесное этим безгрешным душам, — я перекрестилась.

Потом почтила память умерших негритят минутой молчания и, наконец, вновь вернулась к теме нашего разговора.

— Так, в чём же смысл той песни? — теперь мои небольшие глаза горели подлинным вдохновением. — Вы только представьте себе, уважаемые коллеги, следующую картину. На берегу моря живут десять хорошеньких жизнерадостных ребятишек. Хорошо живут, весело. Любят в море купаться. Причём все они очень хорошо умеют плавать. Ведь для аборигенов природа, или в данном случае, море — это дом родной. И вдруг один за другим, без всякой видимой причины, они начинают уходить из жизни.