Проклинал командир и священника, за то что его амулеты, вкопанные в основание стены, не оказали эффекта. Напевы храмового служителя тонули в гуле пламени, треске и щелчках, раздающихся на месте обвалившегося участка.

Лучники в башенке, окруженные пламенем, не придумали ничего лучшего, чем спрыгнуть с нее и разбежаться. Башенка обрушилась, давая огню порцию топлива.

Осажденные ожидали, что из дыма на них пойдут чудовища. Отряд вот-вот дрогнет, побросает оружие и хаотично отступит. Командир сам не собирался стоять до последнего. Из пламени раздавались щелчки. Какие-то раскаленные куски летели во все стороны.

Наверняка то действовали чудовища, их магия поднимала камни в воздух.

Выстреливающие из огня куски щебня били по шлемам воинов. Ощутимый удар заставлял их пошатнуться, но не причинили большего урона. Все же воин падал, кричал, сдирая с себя шлем. Затем он отползал в сторону, пока не оказывался в десяти шагах от строя и бежал.

– Держаться! – увещевания не помогали.

Дым не рассеивался, но сменился на другой. Стал чистым, совершенным. Каким и должен быть дым.

Запахло жареным мясом, углем. Неожиданно все ощутили голод. Чувство столь не уместное, что отряд окончательно утратил стойкость. Построение развалилось. Воины бросили щиты, копья и разбежались. Командир отступил на пару шагов от дымной стены. Поджилки тряслись, противоестественный голод червем вгрызся в кишку.

Беспрестанно сплевывая, командир отступал. Он не бросал щит – это защита. Не отбросил топора – оружие. Оглянувшись, он заметил рядом только раненных, стонущих. Кто-то блевал. У многих слезились глаза, изъеденные дымом. Священника рядом не было. Следы его затоптали разбежавшиеся воины.

Дым на мгновение рассеялся. За черно-белым саваном, скрывшим дневной свет, поднялась гора плоти. Все еще живая, все еще опасная. Командир икнул и предпринял тактическое отступление, как можно скорее увеличивая расстояние между собой и врагом.

Преследовать его никто не пытался. Назгала обуял такой же страх, как и вышедших из схватки победителей. Бежать Назгал не мог. Обожженные ноги отзывались вспышкой мучительной боли каждый шаг. Тяжелая плоть вибрировала при каждом движении, раздражая поврежденную кожу.

Под черным покровом на стопах, икрах вздулись пузыри, наполненные жидкостью. Назгал не сомневался, что эта жидкость на вкус не похожа на священные напитки. Всего лишь гной или сукровица, что образовывались в волдырях от ожогов.

Он ушел, двигался на собственных ногах, а не полз. Хотя подставлять голую спину под удары воинов страшно, Назгалу пришлось идти в полный рост.

Именно такой образ запомнил командир, оценив иначе.

Назгал уходил, не сохраняя достоинство, а потому что не мог ползти на четвереньках. Руки и ноги обожжены. Так меньше боли.

Кожа ездила по мышцам, что удерживали кости, раздражая раны и царапины. Пот выжигал огненные ручейки в тех местах, где жалящее оружие оставило кровавые прорехи. Пот раздражал ожоги, но в то же время облегчал боль.

Пройдя десяток шагов по полосе отчуждения, Назгал остановился, поднял голову к небу и тяжело вздохнул. Сердце безумной птахой билось в груди. Дыхание сбилось. До леса еще десяток шагов, похожих на бесконечность. Под ожиданием страшного удара в спину.

Назгал уже чувствовал, как металл рассекает плоть, погружаясь глубже. Достигнет печени или почек. Выше враги ударить не рискнут, не сознавая, что за существо пред ними и какова его анатомия.

А ведь это обычный человек, лишь волей случая наделенный чудными свойствами.

Назгал оторвал часть жгутов, свисающих из бока. Сунул их в рот и принялся жевать. Словно разваренный кусок сапога. Назгал знал, с чем сравнивать. Но в отличие от сапога в жгутах содержалось больше полезных веществ.

Еще не закончив работать челюстями, Назгал проглотил аморфную массу. Она упала на дно живота, источая вокруг тепло и умиротворение. Все же благословение его не оставило. Несмотря на неудачу, Назгал все еще вестник благородной грибницы, лидер гнезда и преображенных людей.

У него есть цель, до которой придется ковылять на обожженных ногах. А погибшие совершенные погибли не зря. Все люди обречены на смерть. Кто-то этот дар получил раньше намеченного. Что ж с того.

Назгал добрался до леса, ввалился в заросли. Деревья здесь росли неплотным строем. Кусты смородины прилепились к стволам, ища укрытия от летнего зноя и зимнего мрака.

Проломившись через тучные кусты, давя ветви и ощущая кисловатый запах размазанных ягод, Назгал рухнул в относительно безопасном месте. Ветви скребли по обожженной, покрасневшей коже, оставляя белые метки. Мощную шкуру они не могли пробурить. Все равно их прикосновения болезненны.