— Будем решать по одной проблеме за раз, — говорю я.

Она понимающе кивает.

Роуз с минуту обдумывает мое предложение. А потом говорит: — Ладно.

Я радостно ухмыляюсь.

Но затем она добавляет: — Просто, чтобы внести ясность — я делаю это из жалости.

Моя улыбка исчезает.

— Можно было бы остановиться на «ладно».

Теперь ее очередь ухмыляться.

— Я знаю.

10. Лили Кэллоуэй

.

Прошло уже два дня, а у меня до сих пор не было секса. Кроме того, я утаила от Ло старые тесты, но планирую рассказать ему о них в скором времени. Просто мне нужно… сформулировать это правильно, чтобы он присоединился к моей аморальной стороне. И Коннор все ещё не нашёл какие-либо улики о так называемом шантажисте (или кем он там является — учитывая, что он до сих пор не попросил ничего взамен).

— Что насчёт Патрика Бомера? — я сижу, скрестив ноги, на кровати, а на коленях у меня старый темно-синий ежегодник Академии Далтона. Большие черные круги очерчивают одни лица, а поверх других я нарисовала крестики… и усы.

Я поднимаю голову и ловлю хмурый взгляд Ло в круглом зеркале над нашим комодом. Этим утром он потратил целых двадцать минут на сборы и еще десять минут на прическу. Это его первая работа в Calloway Couture. Черт, это в принципе его первая работа, и из-за этого он сходит с ума.

— С чего бы Патрику ненавидеть меня? — спрашивает он, нарочно взъерошивая более густые пряди волос.

— Ты занял первое место среди ежегодных проектов по искусству.

Ло снял пятиминутное видео о пластиковом пакете, развевающемся на ветру, что было скучно и неоригинально, учитывая, что он подчерпнул идею из фильма «Красота по-американски».

Он разворачивается и смотрит на меня.

— Что? Это не моя вина. Мой проект был чертовски хорош.

— Весь класс уснул, — напоминаю я ему. А Патрик сделал бронзовую скульптуру Аполлона, но мистер Адамс едва ли оценил проделанную работу.

— Значит он должен злиться на учителя, а не на меня.

Я молчу, потому что он прав. Учителя обращались с Ло по-особому, даже наградив его паршивое видео высшей наградой, потому что он Хэйл. Потому что его отец — мультимиллиардер с такими запутанными связями, что паук позавидовал бы паутине, которую плетет Джонатан Хэйл.

Я смотрю на экран своего ноутбука, лежащего на кровати.

— Может, он уже не злится, — добавляю я. — Он сейчас учится в Школе искусств Карнеги-Меллона.

— Откуда ты это знаешь?

— Посмотрела на Фейсбуке.

Ло стонет.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты там не зарегистрировалась.

Ещё со времён старшей школы у нас было правило «Никаких социальных сетей». Мы слишком любим конфиденциальность, чтобы тратить ее на киберпространство.

— Нет. Я зарегистрировала тебя.

Его глаза темнеют.

— Вот, как я это вижу, — быстро тараторю я. — Если кто-то тебя ненавидит, он начнёт донимать тебя и здесь тоже, — я указываю на экран. — Это как ловушка для мух, только для подозреваемых.

Ло рискует тем, что его выглаженные брюки цвета хаки помнутся, и садится на кровать рядом со мной. Наша сетка для балдахина цепляется за его ногу, и он тихонько ругается, отмахиваясь от ткани.

— Клянусь, я порежу эту тупую хрень.

— Мне она нравится.

Даже если прошлой ночью я попалась в эти сети, словно богомол. Я иногда ворочаюсь во сне. Такое случается.

— Мы не в джунглях и не пытаемся отогнать жуков.

— Роуз спроектировала эту комнату, — напоминаю я ему. Она украсила ее, пока Ло был в реабилитационном центре — Ей будет больно, если я изменю комнату из-за тебя.

— Ещё лучше, — говорит он. Сомневаюсь, что он в это верит.

— Я забуду, что ты только что сказал, — бормочу я и поворачиваю к нему экран ноутбука.

Ло разевает рот.

— Обязательно нужно было использовать это фото в качестве моей аватарки?

Я расплываюсь в широкой улыбке, и не могу перестань пялиться на фото. Он без рубашки и на нем только пижамные штаны с изображением Человека-паука. Он выглядит сексуально и круто.

Фейсбук поглощает все его внимание, и он просматривает профили бывших одноклассников.

— Замужем, женат, беременна, мертв, помолвлена, беременна, женат, — перечисляет он. — Хоть кто-то остался в возрасте двадцати лет после школы или все просто решили срубить пол миллиона долларов и потратить их на подгузники?

— Может быть, они влюблены, — говорю я в их защиту.

— Мы тоже влюблены. Но мы же не женимся и не рожаем детей.

Я хмурюсь, не понимая, почему это немного ранит меня. Брак и правда не входил в мои планы, по крайней мере, пока я не стану старше и не пройду этот неловкий, запутанный этап моей жизни. Но судя по словам Ло, брак — это что-то невозможное. Как будто вместо «может быть» он говорит «никогда».