Коннор снова подходит ко мне и кладет руку на плечо. Он читает панику на моем лице и говорит: — Ничего такого не случилось.

Я не знаю Коннора достаточно хорошо, чтобы понять, что такого значит, и это только усиливает мои нервы.

— Что же произошло? — тихо спрашиваю я.

Он остается решительным, спокойным, и по какой-то странной причине это действует на меня. Его непринужденное отношение заставляет меня поверить, что все не так уж плохо, и я думаю, не является ли это даром Коннора Кобальта. Успокаивать людей своим поведением, а не словами.

— Послушай, — говорит он легко, — Роуз не хотела говорить тебе, но я убедил её, я полагаю, — он позволяет себе улыбнуться. — Она хочет, чтобы Лили разобралась с этими вещами сама. С точки зрения феминисток, мне кажется, что когда ты помогаешь Лили, ты не даешь ей шанса стать сильной самой.

Такое ощущение, что он ударил меня ножом, хотя это слова Роуз.

— Я не её, гребанное лекарство, я знаю это, — говорю я, пытаясь подражать легкому тону Коннора, но мой голос выходит напряженным и резким.

Я позволил Лили добиться успеха самостоятельно, но я — человек, занимающийся с ней сексом. Всё, что я могу сделать, это сказать ей остановиться, направить её. Это она активно делает выбор, прося меня о сексе, желая его, поддаваясь влечению настолько, что позволяет ему управлять её мыслями. Это на ней.

— Я знаю, и Лили никогда не будет полностью самостоятельной. Это то, что я сказал Роуз. Ты спишь с ней, а сексуальная зависимость — это процесс выздоровления для двоих. В этом вопросе она встала на мою сторону.

Я думаю, он продолжает злорадствовать, чтобы отложить новость.

— Коннор. Просто скажи мне.

Он кивает.

— Я заметил, что Лили иногда может отключаться, — говорит он, — и я действительно думал, что она просто немного заторможена. Но потом я узнал, что она сексуально зависима, а я знаю, что фантазирование может быть огромной проблемой при этой зависимости.

Я знаю, к чему это ведёт, и не должен испытывать облегчения. Но в моей груди поднимается давление.

— И что?

— И всё было нормально. Пару раз она отключалась, но Роуз возвращала её к разговору. Потом Роуз пришлось примерить практически все туфли на каблуках её размера, и мы забыли о Лили... пока не услышали её.

Что? Она не стала бы мастурбировать при людях. Это за гранью того, что она когда-либо делала. Моя грудь снова начинает болеть.

— Слышали её? Она мастурбировала?

— Нет, — быстро говорит Коннор. — Нет. Совсем нет.

Хорошо.

— Но мы слышали её оргазм.

Что?

— Я не понимаю. Как это возможно?

— Было проведено множество исследований о женском оргазме. Он не до конца изучен, но многие ученые доказали, что его можно вызвать одной лишь мыслью.

Она фантазировала и испытала оргазм. Вслух. В гребаном магазине. Я знаю, как ей должно быть стыдно, и это чувство захлестывает меня, лишая способности произносить слова.

Коннор воспринимает мое молчание как возможность продолжать говорить.

— Роуз заставила её позвонить своему психотерапевту.

Я киваю, но мои ноги прикованы к полу. Я хочу выйти на улицу и побыть с ней, но слова Роуз... или повторение их Коннором преследуют меня. Я хочу, чтобы Лили была сильной сама по себе. Я вижу её сквозь жалюзи, свернувшуюся калачиком, и мне уже не кажется, что она смотрит на птиц.

Она ищет выход.

Я поворачиваюсь к Коннору, испытывая внезапное облегчение от того, что он здесь. Что у меня есть кто-то, кого я могу спросить.

— Стоит ли мне идти туда?

Я хочу, чтобы кто-то сказал мне, что правильно. Чтобы направил меня на правильный путь. Я не хочу продолжать принимать плохие решения.

— Ты ей нужен, — говорит он мне на одном дыхании. — Просто не занимайся с ней сексом. Достаточно просто, верно?

— Да, на этом стуле, наверное, было бы трудно, — говорю я, пытаясь улыбнуться, стараясь меньше показывать, как сильно я сопереживаю её боли.

— Не для вас двоих.

Он касается моего плеча, выводя меня из этого состояния, и я обнаруживаю, что двигаюсь вперед. К двери. К ней.

29. Лили Кэллоуэй

.