— Шире… Мать твою. — шипит змеем, покрываясь испариной.

Как… я вообще могла этого хотеть? А главное как я могла хотеть это безжалостное животное?

Которое не останавливает; ни моя мольба, ни мои слезы, ни моя невинность и ни моя боль. Бесчувственная машина.

Никакой ласки или нежности. Не касается меня, не гладит. Ни одного поцелуя или слов утешения. Только рычит и смотрит на меня взглядом, одержимого психа, полным презрения и полыхающей злобы.

— Слышишь меня? — рявкает полканом, точно подтверждая мои мысли, а на его виске напряжённой змейкой пульсирует вена.

Я слышала, но расслабиться не могла, совершенно.

— Мне больно… — делаю жалкую попытку пробить эту стену.

— Потерпишь…, - грубо обрывает мою жалобу и делает толчок.

От боли подаюсь назад.

Но меня схватили за ягодицы и насадили со всей силы до упора. Наверное, я кричу, потому что огромная лапа накрывает мой рот, а я впиваюсь ногтями ему в плечи.

— Твою мать!.. Блядь…

И мне кажется, что я слышу как от ярости крошится зубная эмаль этого хищника, как сбивается его и без того рваное дыхание и даже как раздуваются его ноздри, того и гляди начнет дышать огнем, однако… вопреки…

Зверь замедляется.

Но это не помогает.

Даже слабый толчок, как горящий отбойник по моим внутренностям.

Не могу привыкнуть.

Не могу подстроиться

Не могу ничего.

Дышать не могу. Только хватаю ртом воздух, а он не поступает и мне кажется, я задыхаюсь.

— Дыши глубже… — утробно цедит и начинает ускоряться.

Сжимает челюсти, при каждом толчке, и выдыхает глухие, низкие звуки.

Его лицо завараживающие зрелище. И как ни странно боль постепенно перестает быть острой и ее интенсивность снижается.

Он двигается во мне сильно, мощно, наращивая темп. От боли в глазах все еще темнеет, но в то же время все тело, как кипятком ошпаривает. И каждый толчок высекает где-то внутри меня сладкие искры.

Мне кажется, я точно оголенный провод и вот-вот произойдёт замыкание. Или я просто замерла как Йеллоустоунский вулкан, и жду сама не зная чего, закусив губы и зажмурив глаза, со всех сил впившись в плечи дъявола.

Мужчина надо мной стонет.

Громко.

Надсадно.

Тяжело.

Дышит прерывисто, как взмылиный конь.

И меня распирает изнутри.

Сильно… Невыносимо сильно и кажется его плоть стала не просто твердой, а каменной. И меня сейчас раздерет на части от этих сумасшедших толчков.

На долю секунды дъявол замирает и с протяжным, гортанным воем врезается так глубоко, что внутри меня что-то лопается и я кричу, рассыпаясь на мелкие кусочки, пульсируя в бешеной лихорадке. А уши закладывает от потока матерной лексики и оглушающего животного рычания зверя.

В ушах пугающее эхо рваного сипения хищника, а в носу колорит из пряного, терпкого запаха.

— Твою мать. — опаляя дыханием, с шумом исторгает дъявол, уткнувшись мне в шею.

Я же вросла в матрас и нахожусь в какой- то форменной прострации.

Между ног отчаянно пульсирует от грубого вторжения. Тело еще дрожит от волны накатившего противоричивого удовольствия, а голову точно раздирают, полные вины и яда мысли.

Со мной явно, что то не так.

Как вообще такое возможно?

Я кончила со зверем, который меня изнасиловал и вероятно теперь убьет.

Смотрю в его искаженное эйфорией лицо и задыхаюсь от понимания, что он не чувствует ни капли сожаления или вины. Ни за то что произошло сейчас, ни за то что собирается сделать.

Господи… какая мерзость.

Даже дергающая боль между ног и в затекших от веревок руках не перебивает нахлынувшего отвращения.

Предательская реакция организма.

Если бы умирали от презрения к себе я бы уже не дышала.

— Заебись… без резинки. — цедит сквозь зубы это животное, вынимая из меня свое орудие пыток. Я лишь облегченно выдыхаю не ощущая более внутри, этой распирающей меня дубины.

— Сука. — выплевывает с отвращением, заливая мои ноги белесыми, горячими каплями.

Отстранившись, натягивает штаны и даже не взглянув на меня, нетвердой походкой направляется на выход.

Если он хотел опустить меня еще ниже, то у него получилось. Чувствую себя шлюхой, которую гадко, извращенно отымели в подворотне.