— Да…, - шепнула она жарко, приникая исхудавшим телом.

Я сглотнул и заграбастал грудь целиком.

Девушка была молода и красива. Моложе меня на добрый десяток лет. Ее упругое тело дрожало в нетерпении, так, словно оно по-настоящему желало секса, так, словно оно и не играло вовсе. Девушка закрыла глаза и ровными зубками прикусила край язычка. И снова глубоко вздохнула, когда моя рука пошла инспектировать вторую грудь и жадно коснулась торчащего соска.

Не знаю, что случилось бы дальше, если б нас в какой-то момент не отвлек половой. Без особого стеснения он громыхнул глубокими тарелками, составляя их на стол, и громко, словно нарочно, пробасил:

— Кушать подано!

Я, опомнившись, вынул руку из под платья. Еще никогда в жизни я не лапал женщин прилюдно, никогда не позволял себе настолько возобладать своим чувствам. На какие-то мгновения позабыл об окружающем мире и рамки приличия ушли на второй план. Но вот я вернулся в мир и снова взял руки под контроль. И лишь сердце бешено бьющееся требовало плотской любви, и кровь, отбивающая в висках громоподобные тамтамы, пыталась снова лишить меня разума. И низ живота все более и более распалялся, со сладкой истомой пульсируя. Терпеть это не было никакой возможности. И снова мне захотелось запустить лапы в мягкие титьки и здесь же, сейчас же, немедленно завалить худую женщину на стол.

— Что-то еще изволите? — словно издеваясь, вопросил половой, взирая на нашу компанию сверху вниз. — Принести еще водки? Закуски?

Пудовкин на противоположном конце стола безо всякого зазрения совести шарил рукой под юбкой своей дамы. И покусывая лебединую шею, вполголоса шептал скабрезности. Дама глупо хихикала и втайне, так чтобы никто не видел, поглаживала натянутую ткань брюк.

— Ах, Лешенька, — прошептала она своему ухажеру, — пускай он принесет нам еще шампанского. Я знаю, оно там есть. И конфеток. Хорошо?

Он оторвался от белой кожи, под которой отчаянно пульсировала синяя вена, и прикрикнул на парня:

— Ты слышал? Быстро неси сюда! Не заставляй даму ждать!

И половой убежал, чтобы вернуться уже через минуту. Принес на подносе четыре бокала, запотевшую и уже открытую бутылку шампанского и коробку шоколадных конфет. Составил все на стол, разлил напиток и замер в ожидании.

— Пшел вон, — не отрываясь от объекта своего наслаждения, буркнул журналист и парень, получив от меня монету за старание, ушел прочь. Пудовкин уже изрядно пьяный сунул лапу под корсет и неуклюже цапнул свою даму за горячий живот. Та от неожиданности взвизгнула, дернулась было, но тут же опамятовалась и со смешком пересела к нему на колени. Он уже ни о чем не думал, желая немедленной любви, желая сделать все здесь и сейчас.

Мы были одни в кафе, никто кроме нас не мог позволить себе здесь что-либо купить. Офицеры и гражданские высших чинов сегодня это заведение почему-то проигнорировали, а те гражданские, что имели хоть какие-то наличные, предпочитали тратить их на нечто более полезное. И вот мы вчетвером, сидя за столом со съестным, готовы были вот-вот устроить оргию. И если Пудовкин, распаляясь все больше и больше, уже был не прочь заголиться прямо в пустом зале, то я, снедаемый жгучей похотью и пульсирующим жаром внизу живота, каким-то образом еще держался. Лапал переместившуюся ко мне на колени девку, запускал под платье руки, но каким-то краем сознания пока не позволял себе расчехляться. Девица ослабила на платье пару пуговок и, прильнув ко мне всем телом, гладила по бритой щеке, трогала мускулистую грудь, и вполголоса шептала:

— Ах, какой вы, Василий Иванович. Боже, какой же вы….

В какой-то момент она потянулась ко мне губами, желая объединить нашу страсть, но я отстранил голову — целоваться с девицей легкого поведения мне не хотелось.

— Послушай…, - сказал я, отворачивая голову и спасаясь от жарких поцелуев.

— Маришка, зовите меня Маришка. Мне так нравится.

И вот это «Маришка» меня почему-то вдруг покоробило. Мою жену так звали и только я ее так называл. И вмиг девчонка слетела с моих коленей и все мое желание, вся моя похоть оказались задавлены неожиданно железной волей. Она охнула и с неким удивлением посмотрела на меня. Но поняла, что сделала что-то не так и потому атаку на мои половые инстинкты ослабила, временно отойдя на запасные позиции. Села на свой стул, улыбнулась мне лукаво и, игриво поправив грудь, стрельнула глазам на стол.

— Что же вы не пьете, дорогой Василий Иванович? — спросила она, спасая ситуацию. — Давайте с вами на брудершафт? За знакомство?

И она первая взяла за тонкую ножку высокий бокал. Ее движение со смехом повторила и ее подруга, а за ней и раскрасневшийся Пудовкин.

— Точно, на брудершафт!

Они вдвоем весело обвились руками и осушили бокалы. А затем снова вернулись друг к другу, с радостью предаваясь чувственным прикосновениям. Моя же девица сидела с поднятым бокалом и, улыбаясь, требовала от меня следования ее правилам. На брудершафт она желала выпить в обязательном порядке.

— Ну же, Василий Иванович, не отставайте от своего друга.

И в какой-то миг я увидел, что улыбка у нее была натянутой. Рабочей. Никакая страсть ее не влекла, никакие чувства не сводили с ума. Двадцатилетняя девушка профессионально отыгрывала свою роль, разводя богатого клиента на деньги. И поняв это, я внутренне хмыкнул. А потом взял за ножку последний бокал, обвился руками с дамой и в несколько глотков выпил щекочущий нёбо напиток.

— Ну вот, теперь мы можем на «ты». Можете меня называть Маришкой с полным правом.