Снег, который утих ночью, утром повалил с утроенной силой. Все размазывалось, таяло в белизне, и Дерек вдруг подумал: хоть бы мороз. Тогда это белое и чистое не станет расквашиваться под ногами, оно застынет, обретет все оттенки синего и сиреневого, и золото фонарей, которое расплескается вечером по ветвям, превратит город в сказочные чертоги… Оставив Анну в своей квартире, где соседи уже починили дверь, он шел сквозь метель и думал, что место для встречи выбрано идеально. Набережная Хассури в этом месте была прямой, как стрела, спрятаться было негде, и если Джон придет на встречу, то Дерек увидит издалека и его, и возможных нападающих.

В десять утра он зашел в маленькое кафе напротив корабля — взял большую чашку кофе и бутерброд с сыром и ветчиной и сел в дальнем углу так, чтобы видеть “Непреклонный”. Кафе было из приличных: здесь к посетителям подходила официантка в клетчатом платье и кружевном фартуке, а в воздухе не витало ароматов с кухни. Столица жила своей обычной жизнью: немногочисленные курсистки в темных пальто и белых шляпках шли на занятия в педагогический колледж, заливисто смеясь и перебрасываясь снежками, проезжали экипажи, спешили на службу припоздавшие чиновники и почтальоны с ярко-желтыми сумками на боках торопились разнести письма.

Джона не было.

Дерек съел бутерброд, заказал еще кофе и взял газету — “Хаомийские новости” были бесплатны и лежали на каждом столе. На четвертой странице хвалили комический талант Анжелины Л-четыре, которая готовилась к роли Розины в скорой премьере “Сельской кокетки”.

Изящные часы на стене показали половину двенадцатого. Джон просто обязан был прийти раньше — бросить взгляд на место встречи, понять, откуда могут нанести удар. Если ты скрываешься, то должен быть осторожен и не приходить минута в минуту туда, где тебя ждет тот, кто пообещал снять кожу с твоей хозяйки.

Неужели ему все равно?

— Еще кофе? — официантка смотрела на Дерека с вполне определенным кокетством. От кофе он отказался и, когда часы показали без одной минуты полдень, расплатился и вышел на улицу.

Длинная стрела набережной летела сквозь снег, и никто, хотя бы отдаленно похожий на Джона А-один, не появился на ней. Дерек неторопливо прошел взад-вперед мимо “Непреклонного”, стараясь не смотреть по сторонам слишком уж откровенно. Нет, к нему никто не спешил. По дороге ехали экипажи, разбрызгивая грязный снег из-под колес и копыт, прошла гуляющая парочка, и кавалер так и пел своей даме, что отвезет ее на лекийские пляжи, дворник махал своей метлой, понимая, как напрасен его труд в метель…

Дворник. Когда Дерек сидел в кафе, его еще не было на набережной — он перешел дорогу от крохотной старой церквушки несколько минут назад.

Дерек прикрыл глаза, повел запястьями, оживляя метательные ножи, и небрежным шагом гуляющего светского человека пошел прочь от “Непреклонного” в сторону дворника. Высоченный мужчина в тулупе и перчатках, с растрепанной бородищей и шапке, надвинутой чуть ли не до бровей — Дерек узнал эту бороду, вчера она украшала дядюшку одной из невест Мишеля. Такие же рыжеватые завитки, такой же, в общем-то неухоженный вид. Джон А-один махал метлой, напевая народную песенку о девице под яблоней — когда Дерек приблизился, он негромко спросил:

— Анна жива?

Дерек остановился. Арниэль смотрел на него цепко и пристально; впрочем, сейчас, в перчатках, которые закрывали рисунок на ладонях, одежде и гриме, он ничем не напоминал арниэля. Обычный человек — пройдешь мимо такого и не вспомнишь, что видел.

— Жива, — ответил он, некстати вспомнив, как ночью спускался в бесконечный подвал Кастерли, чтобы вытащить Анну. — И будет жить… пока я этого хочу.

Джон кивнул, одарив Дерека очень неприятным взглядом исподлобья. Снова взмахнул метлой, посмотрел так, словно прикидывал, как бы побыстрее выпустить кишки из инквизиторской сволочи, которая осмелилась держать Анну взаперти.

— Я не убивал Гейба Коннора, — глухо произнес он. — Когда я уходил из дома, то Гейб еще был жив.

— Я знаю, — кивнул Дерек. — Вы невиновны, и я могу это доказать. Вам больше незачем скрываться.

Джон усмехнулся. Провел ладонью по бороде, словно хотел проверить: не отклеилась ли?

— Вы ничего не знаете, господин старший следователь, — откликнулся он. — Передайте Анне, что я… люблю ее. И не могу вернуться. Мое возвращение способно ее убить.

Дерек понимающе кивнул, и ему на мгновение сделалось очень тоскливо. Что могла эта кукла знать о любви? Джон А-один просто имитировал поведение людей в разных обстоятельствах. То, что он сказал, могло бы прозвучать со сцены.

— Вы как-то связаны с документами Гейба Коннора, — сказал Дерек. Дьявольщина, этот Джон прекрасно замаскировался, но сейчас они привлекали внимание. — Вы знаете, где они.

Джон кивнул.

— Нет, барин, я уж тут который день мету, а портсигара вашего не находил, — ответил он с чеканным северным выговором — мимо шла компания молодежи, передавая по кругу фляжку с горячим вином. — Но я еще поищу, не извольте беспокоиться. Дали бы монетку бедному человеку на поддержание души?

Дерек послушно протянул ему серебряную каруну — то ли милостыню подал, то ли эта монета потом будет служить опознавательным знаком для связи. Джон кивнул, убрал деньги в карман — когда гуляки прошли, он едва слышно сказал: