Шрифт:
— Р-р-р-а-а-а! — простонал болотник, и уронил голову на грудь.
Пламя костра взметнулось к небесам, освещая мрачный и тёмный лес. Не было видно ни зги, но ведун все же успел насобирать хвороста. Огонь трепетал, то и дело разбрасывая искры, жадно пережёвывая сухие ветки. Казимир, вооружившись горящей ветвью, продолжал поиски дров, все время подбрасывая в пламя новые угощения. Когда жар поднялся такой, что стало больно приближаться к костру, ведун решительно подхватил истлевшее тело покойника, предварительно выдернув стрелу, и опрокинул мертвеца в огонь. Шишига оглушительно взвыл, глядя, как языки всепоглощающего пламени, разрывают на части останки его несчастного брата. Тело застывшего в кругу света чудовища начало мелко подрагивать. Вибрации, что исходили от него становились ощутимы даже для Казимира, словно он держал того за руку. Вой оборвался, а потом голова шишиги медленно повернулась… Чёрные провалы несуществующих глаз вперились в ведуна, исторгая потоки ненависти и злобы. Он прыгнул не разбегаясь, прямо с места, фыркая и рыча, загребая прогнившими пальцами. Казимир увернулся, едва не свалившись в воду, с чавкающим звуком выдернув ногу из трясины.
«Чуть не попался, — мелькнула шальная мысль. — Сейчас начнётся!».
Шишига снова прыгнул. Ведун пригнулся, прижавшись к земле и чудовище пролетело над ним, обрушившись в топь. Воспользовавшись его временным замешательством, а Казимир не сомневался, что шишига выберется, ведун бросился к ближайшему дереву. Активно работая руками и ногами, он взобрался настолько высоко, насколько смог, не опасаясь упасть. Внизу раздалось утробное ворчание. Тварь рыскала в темноте, то и дело показываясь в отблесках пламени костра, на котором уже вовсю занималось от огня тело Тихомира. То и дело упоение ночи нарушалось невыносимо тоскливыми и полнящимися слепой ненависти воплями. Казимир осторожно снял пояс, а затем перекинув его через ствол ели, пристегнул себя, так чтобы не упасть, если заснёт. Хотя этой ночью он так и не смог уснуть.
Глава 13. Сделка с совестью
Полночи шишига рыскал в окрестностях, утробно рыча и царапая древесные стволы. Не в силах снискать себе покой, он то и дело кидался на ни в чём не повинные кусты, выискивая невидимую жертву. Иногда его крики удалялись, и Казимир в тайне надеялся, что больше их не услышит. Но каждый раз чудовище возвращалось, замирая подле догорающего костра, принявшего останки его несчастного брата.
Шишигу не зря путают с болотником, они и правда во многом похожи. И тот и другой обитают в трясинах и топях, становясь стражами торфяных царств. Они угрюмы и неповоротливы, в силу своей медлительности, чаще всего безглазы и неказисты, нередко имеют распухшие, аляповатые тела, всегда покрытые грязью, водорослями, тиной, ряской, улитками, пиявками, лягушачьей икрой, насекомыми и их личинками. Однако на этом их схожести заканчиваются. Болотник, хоть и является нечистью, не таит в себе зла. Он не агрессивен и не жаждет крови по своей природе. Болотник, как и любой хозяин, ревностно охраняет свой дом, но сразу топить заблудшего путника не станет. Наоборот, он скорее отвадит того прочь от своей топи, указав на нужную тропу, хотя со стороны это может выглядеть, как нападение. В этом нет ничего удивительного, ведь дух и человек — существа, живущие на разном плане бытия. Их пересечения чаще случайны, а благополучный исход такой встречи всецело зависит от доброй воли самого человека.
Но совсем другое дело его собрат шишига. Будучи неупокоенным, шишига всегда появляется в результате трагедии. Болото вообще опасное место и без неистовых духов. Во времена пращуров, поклонявшихся богам, каких ныне и не вспомнят, трясину почитали священным местом. Не земля и не вода. Болота считались вратами в мир мёртвых, и ведь сложно с этим поспорить, живыми оттуда вернуться не просто. Но коль в таком месте проливается кровь… жди беды. Уставшие, отверженные, преданные и потерянные души нередко могли задержаться здесь после смерти. Отринутая плоть замирала в ожидании, когда неупокоенный дух жаждал вернуться. Не закончившие дела, непрощённые, неотмщённые, они выбирались обратно, уже пройдя грань, после которой нельзя оставаться человеком. Так и появлялись шишиги.
Когда Казимир ввергнул тело Тихомира в объятия очищающего пламени, он уже знал, что несколькими мгновениями спустя, то, что осталось от Прозора на него нападёт. Шишига был привязан не только к болоту, останки несчастного брата стали для него камнем преткновения и алтарём. Он существовал подле него, ради него и вопреки его смерти, не простившим самого себя, заблудшим злым духом. Шли месяцы и сошёл лёд, Прозор отправился на поиски родичей, но не мог уйти от тела далеко, боясь вновь его оставить и вновь потерять. Каждый раз, когда он чуял поблизости присутствие отца, ополоумевший от горя и страданий шишига бросался к нему.
— Там лежит брат! Забери его тело! — кричал он, но сгнившие губы и язык, изрыгали вместо слов только нечеловеческие вопли, от которых кровь стыла в жилах.
Студёная ночь медленно отступала, выпуская из своих властных объятий растревоженное болото. Щёголь весело перекрикивался с куликом, прыгая по травянистым кочкам. Трясина то и дело урчала, выбрасывая на поверхность воды пузырьки. Казимир потёр глаза и широко зевнул. Бёдра занемели так, что он не чувствовал ног, а новёхонький ремень, которому ведун так радовался накануне, теперь врезался в плоть, причиняя немыслимую боль. Вокруг было тихо, словно ничего не произошло минувшей ночью. Костёр давно прогорел, оставив после себя кучу пепла, в которой с трудом угадывались обломки человеческих костей. Шишиги поблизости не было. Приглядевшись, ведун заметил его тело, лежащее неподалёку в тростнике, лицом вниз.
Отвязавшись от древесного ствола, Казимир осторожно спустился на землю, перебирая руками и ногами как можно медленнее. Мышцы всю ночь были в напряжении, он не спал, а потому, оступиться в самом конце пути, когда, казалось бы, всё позади, очень не хотелось. Оказавшись на твёрдой почве, ведун с чувством выдохнул. Даже предстоящий путь через болото его не страшил так, как перспектива упасть в лапы обезумевшего шишиги посреди ночи. Застегнув ремень, Казимир двинулся в обратную дорогу, обдумывая, что и кому стоит рассказать. В последний раз глянув на лежащего в тростнике Прозора, он заметил, что тот встал и пялится на ведуна, пустыми провалами на месте глаз. От былого пыла не осталось и следа. Шишига флегматично воззрился на Казимира, словно встретил того впервые. Разорванная связь с неупокоенным братом лишила его цели и остатков чувств.
«Ты будешь блуждать здесь, пока трясина окончательно тебя не переварит, — грустно подумал ведун, глядя как тело шишиги скрывается в мутной болотной воде. — А когда от тела ничего не остается, душа высвободится… Больше мне ничего для тебя не сделать».
Отвернувшись, Казимир зашагал прочь, прыгая с кочки на кочку. На душе скреблись кошки. Уже в который раз, ведун достал из-за пазухи переломленное древко стрелы. Металл наконечника не заржавел за неполный год времени, он выглядел совсем как новенький, поблёскивая на солнце гладкими и тёмными гранями.