Шрифт:
Шани вынырнула из сундука и устало выгнулась, нажав на поясницу ладонями.
— Яна, вот и ты! Боюсь, что ты согласилась подселить себе не слишком спокойного соседа.
Я рассмеялась.
— Уже вижу. Не переживай, после университетской общаги мне ничего не страшно!
— Ты училась в Оксенфурте?
— Нет, подальше. Но уверена, что общажная жизнь везде одинакова.
Шани смущённо показала на кровать, забросанную вещами.
— Я увидела, что твоя постель в дальней комнате, поэтому заняла эту. Но если хочешь, поменяемся.
— Не, я лучше в угол забьюсь. А вот горелка и реторта будут весьма кстати, мне надо сварить эликсиры, пополнить запас.
Глаза Шани заблестели.
— Заметь, что я собираюсь подсмотреть все твои рецепты, мне давно хотелось наложить руки на ваши ведьмачьи штучки, да возможности не было.
Я смотрела на её курносый веснушчатый нос, огненные волосы, худенькую фигурку в стоптанных замшевых сапогах, коротком зелёном кафтане, чёрной юбке-баллоне и чёрных же чулках — для меня она была «своей», понятной и близкой, хоть и из другого мира. Шани и в игре была моей любимицей.
— Завтра куплю ингредиенты, и начнём. Но прошу, используй рецепты только сама. Я не спрашивала разрешения разглашать их. Правда, мне и не запрещали.
— Договорились. А у тебя нет зеркала? Я с Венгерберга себя не видела.
Как будто в первый раз, я оглянулась по сторонам. И правда, зеркала нет.
— Попрошу Скалена, он добудет, — я нашарила в кармане миниатюрное зеркальце Францески, утащенное из Ард Дола. — Такое есть.
— Не надо, подожду нормальное, — Шани упала на постель, раскинула руки. — Вот уж я попала, так попала…
Я присела на кровать рядом с ней.
— В Венгерберге прямо перед штурмом письмо пришло, что мне практику дают в Оксенфурте! Представляешь, мою собственную! А тут война, и опять полевые госпитали, ожоги да ампутации.
— Оксенфурт от тебя не убежит, — уверенно успокоила я её.
— Да, но…
В дверь постучали.
— Да! — воскликнули мы хором.
Дверь отворилась — на пороге стояли краснолюд Тит Сорока и Александр, которые возмущённо смотрели друг на друга.
— Яна! — кузнец отпихнул рыцаря плечом и заглянул внутрь. — Сера приехала!
Александр залился краской. Я протиснулась мимо него и подумала, что соседство с медичкой явно не будет скучным, ещё не подозревая, насколько буду права.
***
Мы с Титом и его помощником лежали на краю скалы и неотрывно следили за огоньком, медленно ползущим по пропитанной в селитре и пропущенной через пороховое тесто верёвке. Я считала вслух.
Предыдущие пару часов мы провели, размалывая серу в порошок и смешивая в оговоренных мною пропорциях с селитрой и углём.
— Три четверти селитры, и три к двум уголь и серу в оставшейся четверти, — бубнил Тит, работая ступкой.
Забив пороховые камеры в массивных плоских цилиндрических бомбах чёрным порошком, мы закрутили крышки, и подручные кузнеца отнесли тестовые образцы подальше от каменоломни. Момент истины настал.
— К первой подбирается, — Тит привстал из-за камня.
Раздался хлопок, вырвался чёрный дым и потянулся по ветру.
— Вторая, — краснолюд смачно сплюнул под ноги и вперился глазами в пустырь.
В этот раз хлопок был громче, взвился фонтан песка.
— Третья!
Уши заложило, взрывом вокруг бомбы вырыло двухметровую воронку, и мне показалось, будто мимо лица пролетели осколки чугунного корпуса.
— Ах, мать его, хорошо! Щас четвёртая звезданёт! — в восторге крикнул Тит. Но раздался глухой удар, и последняя бомба подскочила на месте, вспучилась, чугун треснул, но взрыв не смог разорвать оболочку.
— И победитель — номер три! — торжественно объявила я. — Давай попробуем с начинкой.
Мы снова набили бомбу с третьей толщиной стенок порохом, но теперь заполнили пустое пространство вокруг пороховой камеры гвоздями. Расставили повсюду толстостенные горшки с водой и воткнули в землю притащенного с вергенского стрельбища соломенного манекена.
Огонёк не спеша бежал по шнуру. Я спряталась за камень и потянула за рукав Тита, и вовремя, потому что громыхнуло, над головами просвистело. Мы осторожно выглянули, пытаясь за дымом что-либо рассмотреть.
— Знатно пердануло, драть меня за ногу! — краснолюд вразвалку поспешил к месту взрыва.
Остатки манекена, разорванного в клочья, горели на земле, кусты в отдалении стояли лысые и нагнулись, будто по ним прошло гребнем, глиняные черепки усыпали поляну вокруг выжженной воронки.