— Вы же слышали, — вяло отвечаю я. — Акции выросли. Я могу продать опцион.

— Он назвал разницу между страйком и базовым активом? — и видя, что я не понимаю, поясняет нетерпеливо: — Разница между ценой, закрепленной в опционе и текущей ценой акции. Не торопись продавать опцион, детка. Продай часть акций, а остальные выкупи по страйковой цене. Думаю, процентов на десять-двадцать выйдешь. Герхард тебе поможет.

Ошеломленно смотрю в упор на хитро улыбающегося мистера Рича и не верю своим ушам.

— Вы хотите сказать, что у меня будет десять процентов акций отеля?

— Ну не сразу, это процесс небыстрый, — туманно отвечает он, — но со временем, да. Или двадцать, все зависит от конечной цены акций. Но на первое время на подгузники и пустышки девочкам хватит. И на няню, чтобы доучиться. Не забывай, там еще ждет вознаграждение за первое место. А кое-кто не хотел подаваться!..

Не даю ему договорить, обнимаю за шею и прячу лицо в воротнике твидового пальто.

— Спасибо вам! Не знаю, чтобы я без вас делала...

Его голос совсем незаметно подрагивает, когда он привычным жестом гладит меня по голове.

— Ну что вы, милая леди, я здесь ни при чем. Хорошие вести вам принесли бы и без меня. Я же говорил, что за каждое доброе дело воздается сторицей. И значит, вселенская справедливость все-таки существует. А вы как думаете?

Улыбаюсь сквозь слезы и киваю так отчаянно, что соленые капли летят прямо в сладкий чай.

Мистер Рич говорит, как мне много всего нужно сделать, как придется много работать, а я слушаю его и радуюсь.

Как хорошо, что столько всего навалилось! Теперь у меня совсем не будет времени думать об Артеме Асадове.

Потому что думать о нем все еще больно. Как бы я ни храбрилась.

Конец первой части