Шрифт:
И все изменилось, как по взмаху волшебной палочки волшебника, которого при жизни нам не суждено увидеть.
Родители перестали ссориться. Совсем. Папа бросил выпивать и драться. Он стал больше времени проводить с Мамой и со мной. Каждые выходные мы часами гуляли в парке. Не было недели, чтобы Папа оставил Маму без цветов – ромашек, ее любимых. И жизнь стала сладкой, как те пирожные, что мы ели каждую субботу. В тот год, я съела столько сладостей и мороженного, сколько не съела за все одиннадцать лет моей жизни. Папа стал неотступно заботиться о Маме, всячески предостерегая ее от переутомления и взялся лично выполнять большую часть ее домашних обязанностей. Даже Мамины подруги стали кусать губы от зависти и приводить Папу в пример своим мужьям. Он совсем не стеснялся массировать ей опухшие ноги. Готовить еду для нас. Убираться дома. Мне очень полюбилось вместе с ним очищать от пыли книжный шкаф. Он то и дело останавливался, чтобы рассказать про очередную книгу и чувства, которые испытывал после ее прочтения. Тогда мы выбирали с ним наиболее интересную, которую он перед сном читал нам с Мамой. Он стал помогать мне с уроками, стараясь, изо всех сил. Иногда я, заведомо зная ответ, притворялась, что мне нужна помощь и наслаждалась его участием, отвлеченными рассказами из Папиного детства. Даже волосы помогал расчесывать и одевать бантики. Хотя, по началу, делал он это неумело. Когда расческа застревала в волосах он, пытаясь, расчесать клубок говорил: «Да что ж такое!.. Это у тебя в меня – волосы мощные» и смеялся. А я вместе с ним. Еще стал провожать в школу. На удивление всем я стала хорошо учиться, но так и не наладила отношения с одноклассниками. Мне было некогда, а потому я не задерживалась после уроков и со всех ног бежала домой, чтобы наверстать упущенные годы радости, тепла, нежности от семейной близости и родительской любви.
Как–то раз Папа сделал мне сюрприз. Он дождался меня после школы, и мы поехали на автобусе за город. В руках у него был пакет, в который он не разрешал заглядывать. Мы доехали до конечной и дальше пошли пешком. Когда мы миновали небольшой лес, я увидела зеленое поле, раскинувшееся до самых гор вдали. Солнце отливало оранжевым и одинокое облачко, повинуясь, принимало ее свет, окрашиваясь и будто, превращаясь, в апельсиновое мороженое. Дул теплый ветерок. Папа велел закрыть глаза и не подсматривать. Я сделала как он просил, но не выдержала долго и стала подглядывать. По–моему, он заметил, что я нарушаю условия, но не подал виду. И я не стала выдавать себя. Он вытащил из пакета самодельного воздушного змея, который спустя минуту послушно завис в небе. Передав конец веревки мне в руки, он разрешил открыть глаза. Когда он присел на корточки, обнял и щекой прижался к моему уху, я не выдержала и заплакала, отирая рукавом слезы. Он перехватил веревку и, развернув меня к себе, обнял со словами:
– Доченька, ну ты чего?..
– Не хочу!.. – выдавила я из себя.
– Чего не хочешь? Не понравилось место? Змей? – вопрошал он.
– Нет.
– А чего тогда?
– Не хочу, чтобы это кончалось…
– Что именно?
– Все это!
Он помолчал несколько секунд и сильнее, сжав в объятьях, произнес:
– Не кончится… Теперь не кончится. Обещаю!
Тогда–то, в голосе Папы – в этой едва уловимой нотке, я почувствовала искреннюю веру в то, что все изменилось навсегда. Я почувствовала, ту необъяснимую связь между Папами и дочерями, о которой все говорят и поняла, что через них он знает про мои надежды и никогда не подведет. Не обманет. Не предаст. В объятьях сильных рук я ощутила себя в той безопасности, которой мне всегда так не хватало. Впервые, я почувствовала себя любимой и нужной.
Со временем мои дурные мысли отпустили меня, и я научилась жить, радуясь настоящему и не заглядывая в будущее. И, да, я наконец покачалась на качелях вдоволь. Угадайте, кто меня покатал?.. А Мама смотрела на нас, улыбалась, кушала мороженое, сидя на скамейке напротив, уже с выпирающим животом. «Ух, как высоко. Доча, держись хорошенько!.. Любимый, я тоже так хочу» – просилась она. «Но, но, но… вам нельзя мадемуазель!» – шутил отец. Мама строила смешную гримасу обиды. И мы от души смеялись над нею.
Иногда, на меня все же находили моменты, когда мне становилось страшно. Я боялась, что это может закончиться стоит мне проснуться завтра. Тогда, я искала спасения в объятьях Папы, стараясь, на всякий случай утолить жажду счастьем наперед, как верблюд напивается про запас.
Когда родители стали чаще улыбаться, смеяться, грея мою детскую душу старое было быстро забыто, как дурной сон, который вылетел из головы сразу после пробуждения.
Большего для счастья мне и не нужно было, но, когда родился Аман солнце взошло по–настоящему, озаряя и показывая, истинную красоту жизни, которой мы слепо жили. Он показал, как дорог каждый миг жизни, и каким счастливым можно быть, если умеешь увидеть бесценное в моментах настоящих. Как ярко ты можешь светиться изнутри, если научишься видеть настоящее в жизни, в ее считанном времени и конечном течении.
4
Роды дались тяжело. Трое суток Мама мучилась схватками. А в конце так обессилела, что врачи решили делать кесарево сечение. Братик, как и предсказывал старик, пришел в этот мир с боем. Мама выносила его все девять месяцев, но несмотря на это, вес при рождении составил всего лишь восемьсот грамм. Врачи не верили в возможность такового и бесконечно задавали странные вопросы Маме, чтобы установить причину явления. Как сказал главный врач родильного дома, всегда находившийся в окружении молодых докторов: «Это всего лишь формальность. Необходимо ее соблюсти, чтобы защитить нас. А когда мы защитим себя, тогда уже и вас удовлетворим». Но вопросы эти, как и ответы на них не сильно помогли Аману. Точнее, совсем не помогли.
Его поместили в специальную капсулу с дыхательной трубкой и поддержкой нужного уровня температуры. Он тяжело набирал вес, и врачи сказали Маме, что его шансы крайне малы. Однако, через месяц упорной борьбы всех – Мамы, Папы, врачей и самого Амана – он быстро пошел на поправку. И уже через две недели лежал дома в бывшей, когда–то моей, деревянной кроватке, которую по случаю собственноручно собрал Папа.
Когда впервые увидела братика, я сразу почувствовала необъяснимую связь с этим белым комочком. Лицо его напомнило мне солнышко из детских книжек – сказок про колобок – круглое, почти правильный круг, рыжее, с румяными щеками, и светлыми кудрями вместо лучиков. Когда я сказала об этом родителям, те засмеялись и со словами: «Точно! А ведь, вылитое солнышко!» подтвердили мое наблюдение.
Конец ознакомительного фрагмента.