Шрифт:
— Бабушка?.. — спросила Майшана. Игори, которую она помнила, так не говорила. Такие слова скорее подошли бы Благодетелю. Впрочем, возможно, здесь не было ничего странного. В конце концов, в каждой из гончих было что-то от него. Игори встряхнулась.
— Мне нужно поговорить с Аррианом. Где он?
Майшана помолчала, решая, что сказать.
— В трех километрах к северу. Будь осторожнее рядом с юнцами. Их… заносит.
Игори улыбнулась и, подавшись вперед, поцеловала Майшану в лоб.
— Я помню.
— Почему ты не вернулась к нам, бабушка? — заставила себя задать вопрос Майшана после недолгих сомнений. — Он бы простил тебя.
Игори отвернулась, поглядев на город.
— Не нужно мне его прощение. — Она поднесла дальномер к глазам. — Ты используешь Арриана как наживку, чтобы выманить визгунов. Умно. А он знает?
— Нет. Ему это было бы не по душе.
— Наш собрат мягкосердечен, — с заметной теплотой сказала Игори. — Он воин, а не убийца. — Она пристально поглядела на Майшану. — Как твои щенки? Они с ним?
Майшана кивнула. Во время раскола Балка и Палаш были еще детьми, они едва помнили Игори и тех, кто ушел.
— Теперь они взрослые охотники. Служат Благодетелю, как прежде служила я. И ты.
— И ты это одобряешь? — нахмурилась Игори.
— Они хотели сражаться рядом с ним, — пожала плечами Майшана. — Как и все мы. — Она услышала далекий вопль и обернулась. Визгуны разлетались. Они найдут себе новые гнезда, другие укрытия. Она вздохнула и снова присела. — Похоже, Одноглазый проживет еще один день. Зачем ты здесь, бабушка? На самом деле.
Игори присела рядом.
— Тебя снятся сны, дитя? — наконец спросила она.
— Иногда.
— Я вижу сон. Сон о дворце среди серебряных трав, о змее с лавандовыми глазами. Я вижу, как Благодетель опускается на колени перед змеем, поднявшимся на дыбы, будто собираясь ударить. — Игори подалась вперед. — А затем змей нападает. Потом я пробуждаюсь, но сон повторяется вновь и вновь. Знаешь, какой в этом смысл?
Майшана ощутила укол сомнения и чего-то другого, чего не чувствовала уже давно. Страха.
— Нет.
— Благодетель как-то рассказал мне древнее стихотворение, и вот строка из него. «Все рушится, основа расшаталась». — Игори отвернулась. Он — основа, но уже расшатанная. — Праматерь поднялась на ноги, сдержав стон. — Приближается время, когда нам придется найти собственный путь, внучка. Нам всем.
— О чем ты? — Майшана начала вставать, но когда она поднялась на ноги, Игори уже исчезла. Гончая принюхалась, но не заметила ни следа людей бабушки. Вместо этого она ощутила странный запах. Мускусный и странно знакомый.
Краем глаза она заметила что-то бледное и резко обернулась. Но там не было ничего. Лишь затихающее эхо смеха убедило Майшану: она не выдумывает невесть что.
Арриан Цорци крался через развалины. Все его чувства были напряжены. Он слышал, как где-то над головой что-то бормочут визгуны. Апотекарий оглянулся на своих спутников и махнул рукой. Балка кивнула. Она и Палаш направились в разные стороны, ведя свои отряды собратьев по стае. Каждый из гончих был вооружен шоковой дубинкой и мотками растягиваемой проволоки. Они пришли сюда ловить зверей, а не убивать.
Конечно, визгуны были плохими тестовыми образцами, ведь их генетический код так выродился, что почти не поддавался расшифровке, но даже им находилось применение. При должном усовершенствовании их можно было превратить во вполне сносное оружие, что Арриан обнаружил почти случайно. Все члены Консорциума в чем — то разбирались лучше всего. Цорци создавал живое оружие. Его создания веками охотились на бесчисленных полях сражений, и лучшие из них становились частью замыслов обороны самого старшего апотекария.
Сверху градом посыпался щебень. Арриан не стал поднимать голову. Вместо этого он сорвал с пояса оглушающую гранату и вдавил руну включения. А затем, подбросив ее, потянулся за клинком. Разошедшаяся ударная волна оглушила бы обычного человека. Визгуны завопили от боли, вполне оправдывая свое имя. Несколько из них рухнули с насестов, забившись в корчах. Другие же, придя в бешенство, быстро поскакали к своему мучителю, отталкиваясь от земли тупыми крыльями. Мордой они напоминали терранских летучих мышей, но было в них и нечто от лиц альдари, пусть и вытянутых, изуродованных, ставших чем-то чуждым и чудовищным.