— Не разыгрывай передо мной оскорбленную невинность, Фабий. Мы никогда не были друзьями. И ты мне никогда не нравился. — Квин обвиняюще выставил палец. — Мне прекрасно известно, что ты сделал, чтобы спасти нас. Как знаю и то, что цена этого решения перевесила пользу.

Фабий помешкал с ответом.

— Это спорный вопрос. Все, что я сделал, я делал по необходимости.

— Просветитель все мне раскрыл, Фабий. Он показал мне, как ты убивал наших братьев и перемалывал их кости на удобрения. Ты вырастил легион заново на порченой земле. Предательство было посеяно в нас с самого начала и твоей рукой. Еще до Лаэра, еще до Хоруса… до всего этого. Мы все были прокляты, даже не понимая этого, — из-за тебя.

— И ни слова благодарности. Я взвалил на себя это бремя охотно и с радостью…

— Ты взвалил его на себя, чтобы спастись. — Квин поднял топор. — Тебя в первую очередь всегда заботила собственная шкура, Фабий. У тебя никогда не было ни братьев, ни друзей. Даже Фулгрим был для тебя всего лишь коллекцией образцов.

— Это он так сказал?

Теперь настала очередь Квина запнуться.

— Нет. Нет, он любит тебя. Даже теперь.

— Значит, ради этой любви я должен его увидеть. — Фабий помолчал. — Мне нужна его помощь. Мне нужна твоя помощь. Иначе все, ради чего я трудился, будет напрасно.

Квин некоторое время молчал.

— А зачем ты пришел ко мне?

— Ты единственный, кто знает, где спит Фулгрим.

— Спит? Это такие слухи ходят?

Фабий смолк, обдумывая смысл сказанного.

— Хочешь сказать, что он не спит?

Квин удивленно покачал головой:

— Он же не король из какой-то старой европской сказки. Он не ждет, пока мы докажем, что достойны. Мы ему просто наскучили.

— Ты разговаривал с ним.

— Однажды. Он… сильно изменился.

— Я это помню. В Граде Песнопений. Он…

— Нет, — перебил его Квин. — Хуже, чем тогда. Чем меньше времени он проводил среди нас, тем меньше от него оставалось. Вместо этого он превращался в нечто другое. В нечто… — Он нахмурился. — Я не знаю, как это объяснить.

— Он един с Темным Князем, — тихо сказала Савона. — Его мысли — это мысли Слаанеш. Его поступки — поступки Слаанеш. Он — клочок бога в человечьем обличье.

Квин кивнул.

— Да. Не самое плохое объяснение.

— Что он сказал? — против собственной воли спросил Фабий.

— Для тебя ничего интересного.

Фабий насупился:

— Ты сможешь найти это место снова?

Квин кивнул:

— Смогу. Легко. Но зачем?

— Я же сказал: мне нужна твоя помощь.

— Это не ответ на мой вопрос, Фабий.

— Ради братства, которое мы когда-то разделяли. Мы оба были легионерами.

Квин снова рассмеялся:

— Ты никогда не был солдатом, Фабий.

— Я никогда и не желал им быть. — Фабий уставился на свои руки, облаченные в пурпурный керамит. — Это не та судьба, которую я желал бы, оставайся у меня выбор. — Он взглянул на Квина. — Но, подозреваю, ты никогда не хотел стать кем-то другим, Нарвон.

Квин пожал плечами:

— В моей семье воспитывали солдат. Мы — солдаты. Вернее, были солдатами.

— Что с ними случилось? Потом, я имею в виду. После того, как мы бежали.

— Они умерли.

Фабий улыбнулся:

— Да, наверное. Мне рассказывали, что после падения Хоруса было немало чисток. Те, кто поддержал его, заплатили кровью. Победа редко бывает чистой или красивой. Ну, мы-то знаем по собственному опыту.

— Да. Ты помнишь Абдля Комендия?

— Смутно.

— Он был одним из твоих учеников. Один из первых новых апотекариев, которых ты обучил после того, как вернулся Фулгрим. Кемосиец.

— И что с ним?

— Я убил его. Во дворце регента, на Исстване III.

Фабий кивнул:

— A-а. Один из немногих, кому не повезло.

— Или повезло, как посмотреть. — Квин подбросил дров в огонь. — Я думаю, что они были последними из нас, кто четко знал свое место в Галактике. После дворца — после всех Исстванов и предательств — мы сбились с пути.

— О, мы сбились задолго до того, Нарвон. Сбились еще до того, как наткнулись на храм на Лаэре и Фулгрим решил сохранить свой проклятый сувенир.

Нарвон уставился на огонь:

— Я убил больше двух десятков наших братьев по приказу Фулгрима. Я убивал их с радостью в сердце, потому что наконец-то он заметил меня. Мое честолюбие не знало границ. И в итоге убило меня.

— Честолюбие всегда было нашей болезнью. Быть лучше, сильнее, быть элитой из элит.

Квин подобрал топор:

— Я сам починил этот топор — после того, как ты починил меня. Иногда я думаю: а тот ли самый это топор, что подарил мне Фулгрим? Иногда думаю: а тот ли самый я человек?