Установить личность было трудно. Несколько недель трупом питались птицы, грызуны, бродячие собаки. Все останки уместились в ведре. Никаких следов верхней одежды. Прежде чем вывезти сюда убитого, его раздели. А в том, что человек был убит, сомнений не было. На черепе остался след от страшного удара тупым предметом. Единственное, что оставляло возможность установить личность — зубной аппарат. Нужно было внимательно прочитать сотни медицинских карточек, оставшихся после людей, пропавших без вести.

Но грош цена операм (оперуполномоченные уголовного розыска сами себя так называют), если у них не срабатывает интуиция. Из четырехсот мужчин, числившихся в розыске, они выбрали одного. Это был Михаил Воропаев, местная знаменитость, мастер спорта по боксу. Сверка с медицинской карточкой стоматолога показала, что это может быть он.

Жена Воропаева Ольга указала в заявлении, что муж уехал 5 апреля в Орел. Несколько проводников опознали Воропаева по фотографии. А его орловский дружок заявил, что разговаривал с ним 8 апреля по телефону. Михаил звонил из Москвы.

В Москве около пятисот переговорных пунктов. Спасибо телефонисткам. Им тоже пришлось немало порыться. Корешок не нашелся, но это не значило, что не было звонка. Разговор мог идти и из телефона-автомата.

«У мужа, — заявила Ольга, — была крупная сумма денег. Он собирался купить в Орле, где жили его родители, дом и автомашину». Если об этом знали другие, Михаила могли убить на пути в Орел, а труп привезти в Чебоксары. Это маловероятно, но встречались и такие ходы, Начали проверять ближайшее окружение Воропаева и убедились, что оно заслуживает серьезного изучения.

«У мужа была также валюта, — сообщила жена, — 550 долларов США». Оперы соединили это признание со своими впечатлениями о квартире Воропаева, забитой ящиками и коробками с разного рода дефицитными вещами. Похоже, покойный занимался спекуляцией и фарцовкой. Значит, водил сомнительные знакомства…

Во время осмотра квартиры Воропаева была найдена видеокассета, на которой был снят его поединок на ринге. Вот и полагайся на человеческую память, предъявляя людям фотографии! Посмотрев видеоролик, проводники так же единодушно, как и прежде, заявили: нет, такого не видели!

Жалко было потерянного времени. Зато теперь уже почти не было сомнений: Воропаев убит в Чебоксарах.

Это в детективах сыщик работает только красиво и не иначе. Даже тогда, когда увлекается ложной версией. Если описать работу опера по каждому убийству от и до, никто читать не станет. Ведь большинство преступлений совершаются простыми преступниками, без особого криминального блеска. И раскрываются простыми операми прежде всего благодаря быстрому, порой лихорадочному накоплению и терпеливой, изнуряющей проработке оперативной информации, и прежде всего — о потерпевшем, его семье, близких и родственниках, друзьях и знакомых. По понятным причинам об этом обычно не пишут, но это так.

Алексей Семенов. Его вклад в раскрытие этого преступления заключается в ведении так называемого оперативного дела, доступ к которому обычно не имеет ни прокуратура, ни суд.

Рафат Фаткуллин. Был назначен вести это дело как хладнокровный, цепкий аналитик оперативной информации.

Мне тоже, естественно, не разрешили полистать оперативное дело. Кое о чем оба опера мне просто рассказали. Ну, например. Когда человек собирается уезжать, то об этом говорит его поведение. Но все, кто встречался с Воропаевым в эти дни, в один голос утверждали, что он вел себя как человек, который никуда не собирается уезжать.

Или еще. Жена утверждает, что жили хорошо, дружно. А сама не так давно просила у друзей газовый баллончик, собиралась применить его против мужа. А сам муж побывал в юридической консультации, интересовался, сможет ли жена претендовать на половину имущества, если он уедет из Чебоксар, так и не зарегистрировав их брак?

Какую-то часть такой информации собрать нетрудно, какую-то — сложно. А вот применить для розыска и разоблачения преступника — почти всегда искусство. Преступник живет в страхе, в состоянии внутренней сумятицы, когда опер делает искусные информационные выпады, впадает в панику. Иной раз такому выпаду предшествует психологическая подготовка. Вариантов — несть числа. Ну вот, хотя бы такой, единственный в своем роде, безусловно, сомнительный, примененный из-за полного отсутствия улик. Задерживают по подозрению в убийстве двух братьев. Оба отказываются давать показания. Тогда их помещают в одну камеру и начинают вызывать только одного. Вызовут, но не допрашивают. Подержат час-другой и обратно в камеру. «О чем спрашивали?» — говорит другой брат. «Ни о чем». — «Как ни о чем?» — «Так». На другой день процедура была повторена и дала ожидаемый результат. Между братьями произошла ссора, возникло стойкое взаимное недоверие, И когда на допрос вызвали того, кого до сих пор не трогали, он запирался недолго.

В благородном порыве разоблачительства наш брат журналист, кажется, увлекся разгребанием грязи, которой, конечно же, хватает в оперативной работе. Одолевали и меня сомнения: не есть ли иные приемчики — отрыжка сталинизма? Но вот читаю у А. Ф. Кошко, бывшего начальника Московской сыскной полиции и заведовавшего всем уголовным розыском Российской империи, человека интеллигентного, совестливого: «Конечно, с этической стороны некоторые из применявшихся мною способов покажутся качества сомнительного, но в оправдание общепринятой практики напомню, что борьба с преступниками может быть успешной лишь при условии употребления в ней оружия, если не равного, то все же соответствующего «противнику». Да и вообще, можно ли серьезно говорить о применении требований строгой этики к тем, кто, глубоко похоронив в себе элементарнейшие понятия морали, возвел в культ зло со всеми его гнуснейшими проявлениями?»