Шрифт:
— Да. Почти полторы тысячи миль к северу отсюда.
— Но ведь туда можно попасть, если идти вверх по течению Андуина?
— Андуин берет начало в этих горах. А зачем тебе Серые горы, Гэдж?
— Да так… просто. — Орк смешался. Наверно, тон Гэндальфа прозвучал очень уж недоверчиво и подозрительно, и решимость Гэджа, до сей поры тщательно собранная по крупицам, бесследно улетучилась в одночасье. — Ни за чем, собственно, я только подумал… В общем, спасибо за сведения.
Он попятился боком и сделал неуклюжую попытку проскочить мимо Гэндальфа к лестнице, но волшебник остановил его, поймав за плечо.
— Нет уж, постой. Кажется, как раз подошло время для бестактных, излишних и неуместных вопросов… Зачем тебе понадобились Серые горы, скажи на милость?
Гэдж как-то странно не то вздрогнул, не то дернул плечом. Его зеленые глаза лихорадочно поблескивали во мраке, собирая и отражая свет факела.
— Ну… говорят, там богатые залежи алмазов. И изумрудов. И вообще всяких драгоценных камней.
— Да ну? Ты хочешь сбежать из Изенгарда на поиски сокровищ, что ли?
— Да не собираюсь я никуда сбегать! — проворчал орк. Он по-прежнему стоял в темноте, и волшебник не мог разглядеть его лица. — Просто… ну, я не знаю. Я в жизни своей нигде не бывал, кроме Изенгарда и Эдораса… и, наверное, никогда не буду. Старик твердо уверен, что мне всадят стрелу в затылок, стоит мне только высунуть нос из крепости! Я только, ну… подумал, что, может быть, вы могли бы с ним поговорить… как-то убедить его наконец спустить меня с поводка и дать мне большую свободу. Я вообще-то уже не маленький!
— Не маленький для чего? — устало спросил Гэндальф. — Чтобы самому найти себе очередную ледяную яму?
Орк разочарованно втянул воздух сквозь зубы.
— Ну да. Я так и думал… Не станете вы с ним говорить.
Маг едва удержался от того, чтобы не рассмеяться: так наивна и трогательна была вера Гэджа в его, Гэндальфа, способность договориться с Саруманом.
— Боюсь, я для него не советчик, Гэдж… Да и потом, ты уверен, что в этом вопросе твой учитель так уж неправ?
Гэдж не успел ответить: откуда-то снизу донесся торопливый топот шагов, встревоженные голоса, хлопанье дверей. Бороду Гэндальфа растрепал взметнувшийся вверх по лестнице порыв сквозняка, по стенам суматошно заплясали всполохи света — кто-то нес по лестнице пылающий факел. Голос Сарумана нетерпеливо крикнул:
— Гэдж! Где потерялся этот мальчишка… Гэдж, иди сюда, живо!
Проскользнув мимо Гэндальфа, орк пустился бегом вниз по лестнице, преодолевая одним прыжком несколько ступенек, и волшебник, не торопясь, но и стараясь особенно не отставать, направился за ним следом. Саруман обнаружился в «лаборатории», Гэндальф успел заглянуть туда прежде, чем его выставили: это была просторная, достаточно светлая (по крайней мере, днем) комната — её высокие стрельчатые окна выходили на юг и восток. Северную стену сплошь занимали стеллажи, нашпигованные всякой всячиной, на длинных столах поблескивали бутыли зеленого стекла, колбы, реторты, перегонные кубы в хитросплетении змеевиков, там и сям виднелись полуразрушенные башенки книг. «О свойствах человеческой крови, содержании её и методах познания оного» — не снискавший признания в учёных кругах труд Бессона Харлондского, имевшийся у немногих ценителей в единичных рукописных копиях, лежал на краю стола; Гэндальф и рад был бы его не увидеть, но заглавие, вытисненное серебром на черной коже, прямо-таки бросалось в глаза…
Саруман был проглочен разверстой пастью огромного стенного шкафа. Он позвякивал внутри какими-то склянками, складывал в стоявшую на полу сумку пузырьки и блестящие, изуверского вида изогнутые металлические инструменты, напоминающие арсенал палача. На пороге комнаты топтался, отдуваясь, Эльвер, ученик гарнизонного лекаря — долговязый, прыщавый парень в неряшливо зашнурованных башмаках и длиннополом кафтане, надетом, показалось Гэндальфу, прямо поверх ночной рубахи — видимо, какое-то чрезвычайное происшествие вытряхнуло беднягу из теплой постели и заставило сломя голову мчаться за помощью в Ортханк. По-прежнему потроша шкаф, Саруман с раздражением пояснил:
— Один дуралей спьяну взялся колоть дровишки, неудачно взмахнул топором, промахнулся, разрубил себе ногу, теперь истекает кровью, ничего неожиданного… У этого бедолаги, Брана, есть в Изенгарде какие-нибудь кровные родичи? — спросил он у запыхавшегося посланца. — Сестра, брат, может быть, кто-то из родителей?
Голова Эльвера мотнулась на тонкой шее, словно глиняный горшок, надетый на длинный шест.
— Откуда? Он сам-то не здешний, не то из Энедвейта, не то с Минхириата… какие у него тут могут быть родичи? Так, разве какие знакомые…
— Ладно, — проворчал Саруман, — пусть будут знакомые. Гэдж, возьми фартук и повязки, мне понадобится твоя помощь. — Он уложил в сумку нечто, напоминающее начищенный до блеска медный цилиндр. Скользнул мимолетным взглядом по Гэндальфу. — Ошибся дверью, Серый? Твоя берлога двумя этажами выше.
Гэндальф не смутился.
— Если я могу быть тебе чем-то полезен…
— Не можешь. И было бы очень мило, если бы впредь ты не трудился докучать мне своим назойливым любопытством. Вы, двое, — он кивнул Гэджу и Эльверу, — идемте!
* * *
Дожидаясь окончания этой истории, Гэндальф задремал в уголке библиотеки.
Саруман явился вскоре после полуночи — усталый, но, кажется, вполне довольный, во всяком случае, постное выражение, присущее в последнее время его лицу, сегодня покинуло его; глаза его блестели, на высоких, четко очерченных скулах алел румянец, словно после нескольких чаш доброй изенгардской наливки. Присев в любимое резное кресло возле камина, он несколько секунд сидел неподвижно, закрыв глаза и опустив голову на грудь, но тут же вздрогнул, услыхав в углу слабый шорох, и схватил стоявший на столе тяжелый медный подсвечник. Сощурился, разглядев в полумраке сероватый силуэт Гэндальфа.