— Что, прямо так вот и расшибет — насмерть?

— Всяко может статься. Кто из нас заговорен от неприятностей… Ты, поди, уже и уруш этому Быгрыху поднесла, а?

Махаар не ответила. Но вдруг вскочила, осененная неведомой мыслью, многообещающе ущипнула Сарумана за щёку и, озорно сверкая глазами, исчезла в толпе. Каграт проводил её угрюмым взглядом.

— Ладная деваха, мясистая, подержаться при случае есть за что. Хотя провалиться мне в Удун, если я понимаю, что у неё на уме…

— Не топорщись. К ней, говорят, Шавах клинья подбивает, — вполголоса заметил Радбуг.

— И что?

— Ну, может, и ничего. Просто… для сведения. Исподтишка этот урод на любое паскудство способен, или ты не знаешь?

Каграт раздраженно зарычал.

— По-твоему, я боюсь Шаваха, что ли? Это он меня должен бояться, гад.

— А что такое уруш? — без интереса спросил Саруман, с трудом переводя дух. Любвеобильная Махаар помяла его так основательно, что ему требовалось время, чтобы прийти в себя. Отбивать у Шаваха его хорошо промасленную подружку он тем более ни малейшего желания не ощущал, и вообще подумывал о том, что пора убираться с праздника восвояси.

Он тут же получил ответ на свой вопрос, потому что Махаар появилась снова. В руках она держала большие венки, сплетенные из трав, цветов и колосьев.

— Держите, парни! Такие красавчики — и до сих пор без урушей! — Она с хохотом бросила по связке цветов Каграту, Радбугу и Саруману, тряхнула головой и, повернувшись на пятках, исчезла в толпе. Орки проводили её долгими озадаченными взглядами.

— И что все это значит? — спросил Шарки, разглядывая доставшийся ему «уруш»: он был сплетен из травы, в которую там и сям вкраплялись желтоватые цветочки пыльника, голубоватые метелки щетинника и твердые красные ягодки «болотного глаза».

Каграт покосился на него сердито.

— Пока ничего. Это просто знак… типа она кого-то из нас выбрать собирается, глаз на нас положила, в общем. Да ты не дергайся… Она может двадцать штук таких венков раздать, наобещает всем… а выберет-то все равно одного кого-то. Если, конечно, ты вообще до Выбора доживешь.

— А что, можно и не дожить?

— Да всякое случается, — небрежно отозвался вместо Каграта Радбуг. — Одарит этак «невеста» добра молодца венком, а в день Выбора он и не является, лежит где-нибудь в канаве со сломанной, скажем, ногой, если не шеей. «Женихов», видишь ли, тут куда больше, нежели «невест», так что «невесты» и сами рады всякую шушеру отсеять.

— Ну да, — проворчал Каграт. — Развлекаются бабы так, ясно? Парней дразнят, а заодно проверку на прочность устраивают. Сумеешь дожить до Выбора без потерь — значит, действительно достоин быть выбранным… Впрочем, тебя-то, может, и не тронут: ты же все-таки лекарь.

Слабое утешение, невольно подумал Шарки. Он осмотрелся: уруши достались не им одним, в толпе уже мелькали орки, одаренные связками цветов: они горделиво носили их на голове, повязывали вокруг запястий или надевали на шею подобно дорогим ожерельям. Некоторые щеголяли даже двумя венками, один пышнее и вычурнее другого: «невесты», видимо, тоже устраивали меж собой негласное соревнование в том, чей уруш окажется больше, краше и затейливее.

Интересно, спросил себя волшебник с каким-то малоприятным чувством, а живодеру Шаваху эта вертихвостка Махаар тоже успела преподнести такой поощрительный венок, э? Вот будет забавно, если успела и преподнесла… или все же не очень?

— Слушай, — поинтересовался он у Каграта, — а если две или три «невесты» выберут себе одного «мужа», что тогда? Такое бывает?

Каграт осклабился.

— Бывает, бывает. В том-то и интерес… Ну, тогда этот счастливчик сам будет решать, какая из выбравших его девах ему больше по душе и чья уютная пещерка станет для него, так сказать, вторым домом.

— А если я вообще не хочу участвовать в Выборе?

— Тогда не надо было и уруш принимать… Но Махаар на тебя обиделась бы, решила, что ты ею пренебрегаешь. Это, знаешь ли, тоже не сладко: они, бабы, злопамятные, могут всякие слухи распустить… У нас таких нет, чтобы от уруша отказывались. А тех, кто отказывается, за мужиков больше не считают, и быть им… продолжать, или сам догадаешься?

— Догадаюсь, — проворчал Шарки. Неведомой магией он вдруг взглядом выцепил в толпе Шаваха: тот стоял чуть поодаль, прячась в тени стены, и сверлил всю компанию пристальным тяжелым взором чуть исподлобья. Есть у него уруш, или нет, Саруман в полумраке не сумел разглядеть. — Но я же — не орк.

— И что?

— Разве Закон Рода позволяет мне участвовать в Выборе?

— Во всяком случае, Закон Рода не воспрещает тебе участвовать в Выборе. Это в некотором роде даже, гм, приветствуется. Свежая кровь, вроде того…

— На Кохарран, — пояснил Радбуг, — частенько приглашаются представители дружественных племен, именно для того, чтобы не допустить пагубы кровосмешения. Да вон, погляди, эти, которые с рыжиной — они из соседнего, Восточного племени. Лучшие представители, так сказать.