Шрифт:
— Цветы, из которых сделан твой венок, собраны не на болотах.
— Ну да… И что? Наверно, Наваха вырастила их в садике под южной стеной… У баб там огород небольшой с овощами, ягодами и всякой прочей ерундой.
— Дурень ты. Она для тебя их и вырастила, а ты даже не оценил.
— Ну с чего же это сразу, — пробормотал Радбуг, — не оценил? Очень даже оценил…
Орки, наверно, собирались гулять и праздновать до утра, но Саруман решил, что с него довольно — завтра его ждал очередной тяжелый день.
— Я тоже пойду, — сказал Радбуг. Он еще не совсем оправился после ранения, и после наполненного шумом и суетой утомительного вечера чувствовал себя неважно. — Рана еще побаливает, чтоб её…
Каменные дворы и переходы Крепости были пустынны. Кое-где горели факелы, и плясали по стенам, празднуя свою неведомую вечеринку, причудливые тени. Уныло перекликались на постах часовые, с площади, оставшейся позади, еще долетали звуки празднества — позвякивание бубнов, грохот барабанов, чьи-то вопли, взвизги и взрывы пьяного хохота. Шаги Сарумана и Радбуга отражались от каменных стен гулким эхом, и Замок молча следил за прохожими темными провалами окон — тихо, бесстрастно и приметливо, как опытный соглядатай.
— Кто они такие? — пробормотал Саруман.
Радбуг лениво обернулся.
— Кто?
— Эти… шаварги. Каграт сказал, что они… «порчены магией»? Что это значит, по-вашему?
Радбуг смотрел прямо перед собой. Если он вопросу волшебника и удивился, то не подал вида.
— Какое тебе дело, Шарки? Сходи в подземелье — и узнаешь… Хотя не советую.
— Почему?
— Неладно там, в подземельях. Там живет Тьма.
— Э-э… да?
В голове Шарки клубился туман. За последнее время он изрядно отвык от сытной еды и крепкой выпивки, и сейчас, после разгульной пирушки, чувствовал себя громоздким и неповоротливым, как тяжело груженый, осевший выше ватерлинии корабль.
Радбуг на секунду остановился, окинул взором нависавшую над ними темную громаду Крепости. Где-то высоко вверху торопливо, точно украдкой, выглянула в прореху меж облаков луна — и тут же вновь скрылась за пеленой туч, словно опасаясь быть обнаруженной.
— В местных подвалах много темных дел творится, Шарки… Подземелья — это ведь не только ходы под Замком да под холмом. Тут по окрестностям земля вся изрыта, да не киркой и лопатой — темной силой там лазы-перелазы проложены, неведомым чародейством укреплены. Болтают, будто есть подземный ход, который из Крепости куда-то за болота выводит, хотя толком-то никто ничего не ведает, заброшено всё давным давно…
— А раньше, значит, было не заброшено?
— Говорят, Сам, Хозяин этим ходом пользовался… «Гуулы»-то, по-твоему, откуда вокруг Замка берутся?
— Откуда?
— Где-то у них там логово, на болотах — гнездо, где эти твари кучкуются и плодятся… Хозяин, бают, их поначалу намеренно разводил — для охраны: они-де сами по себе живут, каши за службу не просят.
— А теперь, выходит, «гуулы» и вовсе от Замка не зависимы?
Радбуг не ответил. Остановился и прислушался.
На ближайшей стене помаргивал факел — вверх от него вымпелом тянулась по камням чёрная полоса копоти.
— Да кто же его знает? — пробормотал Радбуг. — Где там сейчас концы найдешь…
Под факелом, в глубине подворотни, стояла темнота — глухая и плотная, как стена. И в этой темноте кто-то был, кто-то враждебный и настороженный, тот, чей пристальный взгляд обжигал ненавистью, точно кислотой. Радбуг, видимо, тоже это почувствовал.
Он отступил к стене, потянул мага за собой. Положил ладонь на рукоять кривого ножа, висевшего на поясе.
— Кто здесь? — спросил он спокойно. — Ты, Шавах? Выйди, покажись. Или тебе смелости хватает только за углом прятаться?
Темнота молчала. Смотрела по-прежнему угрюмо и тяжело. Радбуг снял со стены ближайший факел и, чуть помедлив, швырнул его в подворотню. Факел зашипел, шлепнувшись на камни, осветил нутро каменного тоннеля. Подворотня была пуста.
Показалось? — спросил себя Саруман. — Нам обоим? Да?
Впрочем, деваться было некуда — чтобы попасть «домой», ему все равно надо было пройти через эту угрюмую каменную кишку: его каморка находилась в соседнем дворе, а обходных путей он не знал, да и вряд ли где-то в неизведанных закоулках Крепости сейчас могло быть безопаснее. Радбуг, видимо, это тоже понимал… Они шли осторожно, чуть ли не крадучись, прячась в полумраке, прижимаясь к стене. Радбуг по-прежнему держал ладонь на рукояти ножа, но от внезапного нападения это жалкое оружие могло бы послужить защитой не лучшей, чем деревянная зубочистка. У Сарумана и того не имелось… Впрочем, подворотня действительно была пуста, лишь под стеной, неподалеку от выхода, что-то беспомощно возилось, жалобно попискивая.
Крыса.
Она была еще жива, но череп её, размозженный не то брошенным камнем, не то метким пинком, не оставлял ей никаких шансов, лапки её подергивались в агонии, глазки-бусинки заволоклись мутной пленкой, голый розовый хвост бессильно вился в пыли.
Радбуг на секунду остановился. Пробормотал под нос:
— Значит, он тут действительно был…
Он отвлекся на эту несчастную крысу всего на мгновение. Но этого оказалось достаточно, чтобы темнота всколыхнулась — и тот, кто, выжидая своего часа, прятался за углом подворотни, успел метнуть нож ему в спину.