— Он самый. — Гэндальф ласково поглаживал по шее взмыленную кобылу. — Впрочем, он… очень искренне признал свою ошибку, когда я полчаса назад явился к нему за разъяснениями.

— Могу себе представить, — пробормотал Гэдж. В душе его было гадко, как в грязной плевательнице. — Наверно, он был не очень-то рад тебя видеть.

— Ну, что ты, мы с ним очень мило и содержательно потолковали. После чего он даже любезно предложил мне коня, дабы я мог пуститься вослед нашим славным новообретенным знакомцам. Не сомневаюсь, что наша беседа заставила его несколько по-иному взглянуть на некоторые вещи.

Гэдж мрачно молчал. Где-то высоко вверху, в кронах деревьев, прошелестел ветер, смахнул на землю несколько скрученных, сожженных зноем бурых листочков. Кобыла, все еще тяжело поводя боками, отошла в глубину рощи, с ужасом кося глазом даже не на орка — на мага. Видимо, в её представлении волшебник рисовался настоящим извергом, мучителем всего живого: она была обычной рабочей лошадью, простой и честной, но уж никак не породистым рысаком-меарасом и не быстроногим скакуном благородных кровей. Гэдж спросил, едва шевеля губами:

— Значит, это правда? Что за орков… за таких, как я… обещано вознаграждение, будто за закоренелых разбойников?

— Да, Гэдж. — Маг секунду помолчал. — Ты же сам слышал: что-то тут неладно в окрестностях. И нарушители спокойствия — орки…

— Угу. И что бы там, в крепости, со мной сделали?

— Не знаю. Думаю, ничего хорошего.

— Поступили бы как… с головорезом с большой дороги?

— Вполне вероятно.

— Ясно. — Гэдж смотрел в сторону, стараясь, чтобы волшебник не увидел его лица. — Третий, — сказал он мрачно.

— Что — третий?

— Третий раз ты меня спасаешь…

— Да уж, — пробурчал Гэндальф. — Третий раз наступаю на одни и те же грабли.

— Что?

— Да нет, ничего. По совести говоря, это я… виноват в случившемся, Гэдж. Мне не следовало оставлять тебя одного в этом трактире. Но я не думал, что мне придется так долго и упорно торговаться с местным лавочником… да еще имел глупость понадеяться на понимание и порядочность прощелыги Мерта!

— Нет, — Гэдж отстраненно смотрел в небо. — Это я виноват. Если бы я был, как все, ничего бы вообще не случилось. У тебя от меня одни неприятности.

— Не бери в голову, — помолчав, произнес Гэндальф. Он еще некоторое время смотрел на орка, кусая губы, точно порываясь что-то сказать — что-нибудь бессмысленно-ободряющее — но так и не сказал: знал, что это бесполезно. Подошел к кобыле и снял с её потной спины две котомки, связанные между собой и перекинутые через лошадиный хребет: свою и Гэджа. Мешка с игрушками у волшебника больше не имелось — он таинственным образом преобразился в суму с лепешками, сушеными вишнями и вяленым окороком. — Вот, бери свой скарб — да пойдем. Кобылу оставим здесь, она умная девочка, сама найдет дорогу домой… А нам с тобой впредь следует быть осмотрительнее, дружище, — отряхнув котомку от пыли и налипших травинок, маг привычным движением взбросил ее на плечо, поправил меч, висевший на поясе, взял в руки неизменный посох. — Не стоит, знаешь ли, лишний раз искушать судьбу — даже по пустякам.

С наступлением сумерек откуда-то из темноты начал доноситься отдаленный, но до невозможности тоскливый и зловещий волчий вой.

Гарх, до сих пор мирно дремавший у Белого мага на плече, всполошился. Бросил опасливый взгляд туда и сюда. Покрепче вцепился когтями в надежное саруманово плечо.

— Ты слышал?

— Слышал, — пробурчал волшебник. — И что?

— Волки. Идут по нашему следу?

Саруман не ответил. Бреор тоже помалкивал — он предпочитал слушать только Белого мага и на сиплое карканье старого ворона считал за лучшее внимания не обращать.

«Тайная тропа», указанная Вихельмом, и впрямь оказалась узкой, почти неприметной каменистой стёжкой, по которой телега или подвода не проехали бы, а вот вьючная лошадь или мул могли пройти запросто. Тропа тянулась по предгорьям, по восточным отрогам Метхедраса и дальше — на север, вдоль западной опушки Фангорна. Слева высились скалистые пики Туманных гор, серые и угрюмые, рассеченные расщелинами, поросшие вереском и утесником; справа расстилался Фангорнский лес, темно-зеленый, недружелюбный, уходящий за горизонт. Путники выехали из «Хмельной мухи» накануне утром и минувшую ночь провели во встретившейся на тропе пустой охотничьей хижине; к исходу вторых суток позади, по подсчётам Сарумана, осталось около девяноста миль, но и полу-меарас Рыжик, и серая кобыла Бреора, хоть и имела в своих жилах кровь древней породы, все же устали и нуждались в отдыхе, да и всадники после двух дней, проведенных в седле, чувствовали себя так, будто их избили батогами. К несчастью, никакого намёка на мало-мальски удобный приют по пути больше не попадалось — или путники об этих тайных прибежищах ничего не знали.

Из-за скалистого отрога лениво выполз молодой месяц. Волк вновь подал голос — еще громче и заунывнее, ему тут же ответил другой — в ближайшем ущелье. Гарх присмотрелся — и ему показалось, что как-то подозрительно шевелится кустарник на гребне высокого утеса, хотя ветра в этот момент не было… Впрочем, ворон не слишком хорошо видел в темноте.

— Не нравится мне это, — слабым голосом прохрипел он. — Смотри, они как будто нас окружают — и справа, и слева… Надо где-то найти пристанище, и побыстрее…