Жизнь в частном секторе отличается от городской жизни. Там нет детских площадок и детских центров, все развлечения для детей либо в собственных особняках, либо в частных детских садах.

Мы часто гуляли у одного из таких садов, и Даня, видя, как воспитатели на прогулке играют с детьми — настойчиво рвался к ним.

Однажды мы уводили его с истерикой от территории детского сада.

И тем же вечером Денис завел разговор:

— Ань, а давай попробуем отдать его в сад?

— Но он же еще совсем маленький, — возразила я.

— Ну ты же видишь, как он рвется к детям. Давай попробуем. В конце концов, если ему не понравится, то никогда не поздно забрать его домой.

А потом он привел кучу фактов:

— Они там делают поделки, на прогулке лепят снеговиков, катаются с горки. Да, у нас во дворе тоже есть и горка, и снеговик, но детей-то — нет. Что ему сидеть целыми днями со взрослыми, когда в паре домов от нас такое веселье?

И в итоге я сдалась.

Записали Даню в сад, прошли медкомиссию и отдали в его первый в жизни коллектив.

Помню, как мы два часа не выпускали из рук телефоны. Думали: Даня точно заплачет без мамы и нам вот-вот позвонят воспитатели и попросят, чтобы мы его забирали.

И Даня заплакал. Но не от скуки по маме, а оттого, что его так рано забрали домой.

Через пару дней он остался на сон, а потом — и до самого вечера.

Надо признать: садик меня здорово выручил. Иначе две последние недели у меня точно не было бы никаких сил на сына.

Мамины слезы в подушку и тоска по бабушке — вот, что бы он видел эти пару недель.

Машина паркуется на стоянке отеля.

— Пойдем со мной, — глуша двигатель, велит Денис. — Возьму документы, и мы с тобой пообедаем в ресторане. Иначе придется лететь до Праги голодным. Терпеть не могу еду в самолете, — добавляет он, выходя из машины.

Как только мы входим внутрь, застываем на пороге.

У ресепшна очередь чуть ли не до самых дверей. Девушка-портье с растерянным видом что-то объясняет возмущенным гостям.

Денис быстро идет к ней, я — за ним.

— Что происходит? — сердито спрашивает он.

Портье, чуть ли не плача, тараторит:

— Денис Алексеевич, Вика, моя напарница, заболела, а у нас заселение американской группы туристов.

Она косится на толпу людей, держащих паспорта, прикладывает руку к груди.

— Я понимаю, что они в бешенстве, но ничего не могу поделать. Мне же каждого нужно оформить.

— Почему не попросила помочь кого-нибудь из персонала? — злобно гаркает Денис. — Где Элеонора Яновна? Где ее помощник?

Девушка наклоняется к нему и шепчет:

— Элеонору Яновну не могу найти, а ее помощник плохо говорит на английском…

Денис

— Плохо говорит на английском, — злюсь я, быстро идя к лифту.

Тогда какого черта Эля взяла его в свои помощники?!

Еще раз убеждаюсь, что мне нужно лично заниматься приемом сотрудников на работу. Будь это кандидат на должность управляющего, горничной, или неважно кого. Ничего сами не могут! А отдел кадров куда смотрел, когда брали на работу человека без знания английского языка?

Выйдя из лифта, иду к кабинету Эли.

Закрыто.

— Отлично! — на выдохе говорю я и, набирая ее номер, иду обратно к лифту.

Сто процентов сидит с Жанной на кухне!

— Привет, милый, — раздается в трубке подавленный голос.

— Ты где? — строго спрашиваю я.

— Только хотела тебя набрать, — вздыхает Эля. — Я неважно себя почувствовала и поехала домой. А что случилось? Почему ты такой сердитый?

Я останавливаюсь посреди коридора и едва сдерживаюсь от желания отругать ее за бардак, который сейчас творится в отеле.

Но ее плохое самочувствие заставляем меня отложить этот разговор «на потом».

— Ладно, поговорим позже, — бросаю я в трубку и нажимаю на сброс.

«Видимо, мне придется самому вставать за ресепшн и оформлять гостей», — не перестаю кипеть я.

Выхожу из лифта, сворачиваю в холл и застываю на месте, наблюдая картину:

Аня, стоя за стойкой рядом с портье, берет паспорта у туристов и с приветливой улыбкой общается с ними на чистейшем английском.

— В нашем отеле есть замечательный комплекс спа-процедур, — говорит она пожилой даме. — А в ресторане можно отведать все кухни мира.