Как неоднозначно это звучит: Наш. Сын.

У нас есть общий ребенок, но, тем не менее, у каждого из нас своя личная жизнь.

Неделю назад Аня развелась со своим мужем, я — через полтора месяца женюсь.

«Всего полтора месяца… — с ужасом понимаю я. — А еще почти ничего не готово».

От этой мысли мне резко дурнеет. Свадьба на носу, а у меня еще не заказан костюм и до сих пор не куплены кольца.

Чем я думаю?

Кажется, я вообще выпал из той реальности, что была до появления Дани. Все резко отошло на задний план.

Эля встречается с ведущими, обдумывает меню, пишет пригласительные, а я с головой окунулся в отцовство и кое-какие проблемы Анны.

Ее бывший муж, видимо, плохо усвоил наш разговор. Задел Аню за самое больное: этот говнюк быстро подсуетился, чтобы отодвинуть ее бабушку в очереди на операцию.

 Ну, слава богу, я тоже не последний человек в столице и решил этот вопрос за пару дней.

Софию Андреевну прооперировали в хорошей клинике, а сестру Румянцева, которая возглавляла хирургическое отделение одной из больниц, уволили.

Надеюсь, ей и ее брату этого достаточно, чтобы раз и навсегда уяснить одну простую вещь: нельзя играть человеческими жизнями. Как бы там ни было — нельзя.

А еще, надеюсь, до них дошло, что тягаться со мной — дело бесполезное и чреватое печальными последствиями.

Желудок громким урчанием напоминает, что пора обедать. Встав со скамьи, медленно разминаю плечи, иду в дом.

Нужно приготовить что-нибудь. Причем самому…

Наша домработница сегодня заболела, а я без нее как без рук. Можно, конечно, заказать еду из ресторана, но пока ее сюда везут, я точно помру с голоду.

С порога чувствую запах чеснока. На кухне что-то шипит, брякают кастрюли.

Войдя туда, вижу картину: Аня вилкой тыкает варящуюся картошку, второй рукой переворачивает на сковороде котлеты. Затем быстро кладет на стол лопатку, хватает ложку, что-то мешает в маленькой кастрюле.

Сую руки в карманы спортивных брюк, прижимаюсь плечом к дверному косяку и молча наблюдаю за ней.

Длинный хвост, с которого вот-вот спадет резинка, на бедрах низко сидят серые шортики. Задерживаю взгляд на ямочках ее спины, которые виднеются из-под короткого топа. Кажется, их называют «ямочки Венеры», если не ошибаюсь. Очень сексуальная особенность женского тела. До того сексуальная, что не могу отвести от них взгляд.

И только шерстяные носки, натянутые до колен, отвлекают меня от ее спины.

Беззвучно смеюсь, наблюдая, как она скользит ими по полу, молниеносно перемещаясь от плиты к раковине и обратно.

Внимательно оглядываю Аню и вызываю в голове совершенно другой для нее образ: примеряю ей платье, дорогие украшения, модные туфли, и понимаю: в этих смешных носках и с растрепанным хвостом она нравится мне куда больше.

Все вокруг резко темнеет. Остается только Аня. И я перестаю понимать, что опять со мной происходит.

Эта девушка тянет меня словно магнитом.

Вчера, когда она в кромешной темноте передавала мне засыпающего Даню, ее руки коснулись меня, и я до сих пор чувствую их тепло на своем теле.

Она не видела, как я смотрел на ее очертание, как провожал взглядом из комнаты. Она не знала, что я чувствовал после того, как закрылась дверь, и как желал, чтобы она вернулась обратно.

Ее близость сводит меня с ума.

Вопрос: почему?

Да потому что она не пытается мне понравиться. Даже больше: Аня тихо ненавидит меня.

Все ее общение со мной исключительно по делу и оно всегда касается сына. А в остальном девушка держится отстраненно. В ней все еще сидит обида, за то, что я ворвался в ее тихую жизнь и теперь она вынуждена жить в моем доме. Она не раз дала мне это понять.

Упрямая. Я изо всех сил стараюсь доказать ей, что деньги и связи здесь не при чем. Я бы боролся за сына, даже если бы был простым рабочим с завода.

Но она думает иначе.

Еще Аня сказала, что обязательно вернет мне деньги за операцию… Как будто я зверь, не способный делать что-то от чистого сердца и не требуя ничего взамен.

Я подхожу к дивану, напоминающему большую белую букву «С», удобно располагаюсь и в этот момент Аня оборачивается.

— Вы меня напугали, — выдыхает она, приложив к груди руку и сердито добавляет: — У вас есть талан незаметно подкрадываться.

— Даня еще спит? — спрашиваю я.

Она кивает, надевает рукавицы-прихватки, берет кастрюлю с картошкой, несет ее к раковине, и в это время из другой кастрюли выливается кипящее молоко.

Через секунду мы одновременно подлетаем к плите. Я хватаю голыми руками горячую кастрюлю, переставляю на стол.