Молчу.

Ни на что я не рассчитывала, просто поняла. Одного кого-то выбрать не получится, если другим от этого выбора крышу рвет.

Надо остаться одной.

Но потом задержка, и куча положительных тестов.

И я уже месяц думаю, что делать. Даже если решусь сохранить беременность, дальше как?

Только звонить отцу и просить помощи. Самой мне даже на работу не устроиться, смысл, я получу диплом, и начнет расти живот, меня никуда не возьмут.

– Сегодня пятница, - напоминает Вика и выходит на крыльцо, - развеяться пора, и давно. До сауны подбросишь меня? Я вещи заберу и съездим куда-нибудь, проветримся.

Киваю.

Может, правда, я себя измучила, у меня в голове только экзамены, которые боюсь не сдать. И клиника.

И несвятая троица.

На следующей неделе я должна решение принять, и от него вся моя жизнь зависеть будет.

Подъезжаем к сауне. Вика не идет, а порхает, виляет бедрами в короткой кожаной юбке.

Цокаю и откидываюсь в кресле.

Вот у кого забот нет. Она, вроде как, подцепила кого-то, в сауне этой, рассказывала, но я мимо ушей пропустила.

Ногтями барабаню по рулю, смотрю на вход, жду Вику.

И выпрямляюсь, когда на парковку заруливает белая иномарка мужа. И сам он, покачиваясь и улыбаясь, вываливается из машины.

Несколько секунд сижу, вцепившись в руль. Изучаю Николаса.

Он похудел, синие джинсы висят на бедрах, живот такой плоский - у меня самой уже больше, наверное. Он в меховой жилетке на голое тело. Мерзнет.

Потому, что никто о нем не заботится. Вот он и гробит организм.

Усилием отрываю руки от руля и щелкаю ручкой, распахиваю дверь. Он идет ко мне, а там, на водительском сиденье пристроилась очередная подающая надежды актриса.

– Николас, ты куда?
– ревниво зовет она, высунувшись на улицу.

– Пять секунд, - беззаботно отзывается муж и подходит, хватается за дверь моей машины.
– Привет, лапушка.

Смотрю на его впалые щеки, в нездорово блестящие глаза. Он него спиртным несет так сильно, словно он теперь трезвым вообще никогда не бывает.

– Тебе тоже привет, от Генерала с Бубочкой, - напоминаю про щенков. То есть они у нас уже подростки, резвые, веселые. И безумно скучают по нему. Когда я в свой коттедж вернулась мужа там не было, зато щенков он мне оставил.

Да он и не смог бы с ними заниматься, за ним самим надо ухаживать.

– Гулять приехала?
– он кивает на сауну и достает из-за уха сигарету. Изучает меня исподлобья, взглядом скользит по свободной синей блузке и черным брючкам.
– Тебе больше платья идут.

– Может, тебе к деду переехать?
– выбираюсь из машины к нему.
– На время хотя бы, - кошусь на актрису за рулем, и в груди неприятно давит.
– Посмотри на себя. Так дальше нельзя.

– Чего?
– переспрашивает Николас,и серый густой дым толчком выходит изо рта.
– На себя посмотреть?
– муж наклоняется к моему лицу, и запах спиртного становится сильнее.
– Алиса. Это ты сбежала к моему брату, два месяца с ним трахалась, а теперь учить меня будешь?

– И что, - я тоже распаляюсь, заражаюсь от него.
– Надо теперь со всякими надувными куклами бухать с утра до вечера? Драки устраивать на каждом шагу?

– А какие у меня варианты, - он подходит вплотную и толкает меня, я налетаю на машину.
– Я же все для тебя делал, желания исполнял, как чертов Джинн. Этого мало было тебе, да? Все равно хотелось меня предать.

– Надо разводиться, - повышаю голос, чтобы заглушить в себе, на его слова реакцию, я не знаю, кто прав, и пусть я виновата, что выбрать из них не могла, но теперь вижу все четко - не было у меня выбора, с самого начала, их троица не делится, они все мои. Были.

– Не дам я тебе развод, - Николас мнет в пальцах сигарету. Затягивается и щурится от едкого дыма.
– Зачем?

– Потому, что мы не вместе, - сглатываю ком в горле и держусь изо всех сил, на него смотреть тяжело и говорить об этом тоже, наша семейная жизнь не продлилась и месяца.
– Зачем тебе этот брак? Ты вон, - киваю ему за спину, на недовольную куклу за рулем.
– Хорошо проводишь время, не скучаешь. Еще пару лет в таком темпе, Николас - и я останусь вдовой.

– Не делай вид, что тебя это волнует, Алиса, - он усмехается, кидает под ноги окурок и давит его ботинком на толстой подошве. Молчит, и вдруг вскидывает голову, хватает меня за воротничок блузки, и тот трещит в его пальцах.
– Почему так получилось, скажи?
– он в этот миг почти трезвым кажется, темно-карие глаза осмысленные, требовательные, - Ну ты же моя девочка. Почему я делиться должен? Я же не хотел. Ты думала, я хотел?

Не отвечаю, мне дышать тяжело, накрываю его руки своими и пытаюсь оторвать от блузки.

Не ставила я себя никогда на его место, в чужую душу не заглянуть при всем желании, у каждого свое что-то, такое, что другие не испытывали.

– А ты думал, я хотела?
– с трудом высвобождаюсь из его хватки.
– Ты ни слова братьям не говорил, когда вы втроем меня преследовали. И давили. Играли так. Задурить голову, такой, как я. Много ума не надо. Мне ведь даже сравнить было не с чем.

Он продолжает слушать, а мне больше нечего сказать, они - все трое, важны одинаково, с ними столько связано, жизнь до них пустой была, и как можно один из важных элементов просто выкинуть.