— А почему тогда «главная» Вананда была на материке, а не здесь?

— Потому что, Зоя, здесь была своя. Но, где она теперь, одним их богам известно. Ее возлагали на… алтарь и… — алтарь был совершенно пустым… — Та-ак…

А красивое отсюда открывается зрелище, из каменного сердца острова. Бесчисленные длинные лестницы. Балюстрады из покосившихся узких колонн. Их и перилами назвать язык не повернется. А между ними — площади. Высохшие фонтаны с геометрическими фигурами в выбитых днищах. Улицы и снова колонны. Черное царство с редкими, нанесенными с берега, островками зацепившихся за камни растений. Но, они здесь явно, чужие. В этом мертвом царстве забытых богов.

— Капитан, руку мою.

— Что-о? — мужчина чуть склонился. Во взгляде — досада, а волосы треплет ветер. Они такие же темные, как камень вокруг. Но, живые… И тоже здесь чужие.

— Я попробую снова ее услышать. Вдруг?..

— Хорошо, — и разжал свой «капкан».

Я, сделав шаг назад, отвернулась. И закрыла глаза…… Ветер… Ветер… Лишь он и крики птиц… Кто-то сзади наступил ногой на камушек. «Да сто акул тебе в… и…»: гневное бурчание Якова. Лицо невольно расплылось в улыбке. Не думать. Не отвлекаться… Ветер……… Б-бух… Б-бух… «Муа-а я-я ма-авэ»… Б-бух. Б-бух. Б-бух…«Муа-а я-я ма-авэ! Дюш я-я инги-и-дэ… Муа-а я-я…»

— Мама моя, — и распахнула глаза.

— Зоя, что? — капитан, прямо передо мной, открыл рот.

— В сторону отойдите, — боясь шелохнуться, процедила в ответ. — Угу… А теперь по своей карте: что там, между высоким шпилем или шестом и отвесной скалой над площадкой?

— Не понял?

— Да чтоб, если не матом, у меня глаза сейчас от ветра выпадут. Проследите, куда я смотрю, пока они еще на мес…

— Ага… Вижу. Ориентир зацепил.

— Уф-ф-ф… — кажется, выдохнули все… Особенно, Макс, стоящий на одной ноге.

С картой сверялись долго. Боцман и капитан по очереди тыкали в нее пальцами и обязательно щурились в мой новый «ориентир». Наконец, первый выпрямил спину, а второй недоуменно изрек:

— Зоя, а ведь там — каньон. Между стелой богу дождей и западной «рассветной террасой». И дорога — только к нему. Дальше — сплошные горы.

— И что? Мне еще раз…

— Не надо. К сожалению, сноски к тому месту у магистра отсутствуют. Значит, будем разбираться на месте… Та-ак… — полководческий взор с «вражеской вершины». — Отсюда лучше спуститься по противоположной лестнице и дальше… Ага. Через площадь и влево. Идем? — и вновь протянул мне руку.

— Ребята, снимаемся! Живо! До заката — несколько часов, а у Даниэля на ужин — жаркое с телятиной! — оптимизм у нашего уважаемого боцмана по-прежнему бил ключом…

Храмовые улицы снизу оказались гораздо просторней. В Канделверди иные — Уже раза в два. По этим же с гулом носился ветер, подрывая вслед за собой прошлогодние листья. А что тут еще гонять? Или, кого? Мы ему — точно, не по силам. А вокруг — лишь мертвая, полная уснувшего величья, жизнь. Каменные, выдолбленные прямо из породы, дома с черными дырами вместо дверей и окон. Высокие арки поперек с почти стертыми письменами и стелы, стелы, стелы, принятые мной с высоты за простые колонны. Стелы на площадях, вдоль улиц. По одной и несколько. Ни одного памятника или настенного барельефа.

— Святой Эразм с… — рука, обхватившая мою, вдруг, ощутимо вздрогнула.

— Что? — развернулась я к стоящей посреди маленькой площади каменной птице. — А вот и первый памятник. Млинзи, — и будто зрение меня подвело: птица, раздвоившись в почти прозрачный двойник, оттолкнулась от постамента и, взмыв… исчезла на фоне высоких черных стен. — Вы это, по всей видимости…

— Видел, — сглотнул слюну капитан и, качнув головой, усмехнулся. — Личная защита…

— Угу. И разрешаю вам выругаться матом.

— Это почему?

— Потому что я — добрая. И сама испугалась.

— И наверняка, про себя позволили?

— А как же. Про себя я много чего себе позволяю. А вы?

— Я?.. Ну, я…

— Вито, здесь всем жутко или мне одной?

— Не вам одной, монна Сусанна, — огласил улицу хриплым кашлем боцман. Ага, конец оптимизму.

— Сусанна, разрешаю тебе ругаться матом. Вслух.

— Это, отчего же? — вскинула брови женщина, на что капитан глубоко вздохнул:

— Потому что, я — добрый, — и зашелся вместе со мной смехом. Правда, тихим. На всякий случай…

Однако, примерно через милю, смеяться нам резко расхотелось. Потому что мы, наконец, дошли. Хотя, уместнее будет сказать, уткнулись. В неровный край большого глубокого каньона. На самом дне его, почти по центру, крУгом с расходящимися лучами были натыканы каменные столбики. Одни — повыше. Другие, совсем небольшие. Справа, на постаменте, приземистое здание с плоской крышей. А слева…

— «Последний спуск», — голос рядом со мной показался мне странно угрюмым.

— Почему?

— Потому что… видите, узкую башню слева на дне?