Я обошел все это дорогое хозяйство. Хрен его знает, справлюсь ли я с этим, но попробовать стоило. Не боги горшки обжигают, разберусь. Думаю, управляться с аппаратурой будет не сложнее чем с обычным фотоаппаратом. Ну тут хотя бы инструкция есть. Правда на английском, но тут мне поможет Мишка, он его знает достаточно хорошо.

— Да уж справлюсь как-нибудь, — ответил я, беря сшитые скобкой листы бумаги. Помахал ими перед носом друга. — Но ты мне вот это вот перевести должен.

— Да мне чего больше делать нечего? — несогласно замотал он головой и поднимая руки, отпихиваясь от инструкций. — Да найди ты толкового переводчика, это не сложно сделать, а ко мне с этой глупостью не приставай. У меня других забот полно. Вон, твоего главного актера надо в порядок приводить, а то отожрал без меня пузо, по бокам висит.

Это он про нашего Серафима. Вчера, когда наш казак, мастер сабельного боя впервые после Мишкиного приезда показался ему на глаза и скинул на силовой тренировке исподнюю рубаху, Мишка чуть за сердце не схватился. Где эти кубики на прессе, где рельеф груди, где все? А ничего не было. Серафим после отъезда расслабился, забросил интенсивные тренировки и на легких деньгах, что получал от меня, отожрался. А с Мишкой потом еще возмущенно спорил, убеждал его, что находится на «массе» и сушиться ему пока нет необходимости. Спорил до тех пор пока не получил от Мишки символического пендаля и обещания похоронить на аэробных тренировках. Мне даже стало немного жаль казака, настолько недовольным и сердитым своего друга я никогда в жизни не видел. Сложилось впечатление, что Мишка вложил в тренировки Серафима частичку своей души, а тот его серьезно подвел, чем и ранил прямо в сердце.

Ну да ладно. Наш главный заочный актер скоро опять придет в норму, снова станет соблазнять молоденьких девиц рельефным бицепсом и могучей грудью. Зажимать их по темным залам синематографа, целовать в засос, а потом отводить в свою холостяцкую квартиру. Мишка пообещал совсем скоро привести Серафима в идеал, а потому и мне следовало как можно быстрее освоить киноаппаратуру. Как я и ожидал, это оказалось не слишком сложно. За какой-то месяц я научился без засвета заправлять в аппарат пленку, правильно ловить фокус и свет, проявлять ее и элементарно монтировать. Несколько вечеров я провел дома, снимая свою и Мишкину семьи, а затем, перебрав сотни метров отснятого материала, безжалостно выкинул добрые три четверти, а из оставшегося слепил небольшое семейное видео.

Позвал на просмотр гостей. Занавесил самую большую комнату плотными шторами и прикрыл ставни. Вдвоем с Маришкой натянули на стене белую простыню, да расставили стулья. Рассадил всех и, взглянув на эту идиллию поверх голов, пошутил:

— Сюда бы еще колу и попкорн.

Мою шутку понял один лишь Мишка, он даже улыбнулся. Но перебивая, готовый сорваться с уст супруги вопрос, скомандовал:

— Эй, киньщик, заводи шарманку, не томи людей.

— Это мы живенько, — ответил я и кивнул Маришке, чтобы гасила свет.

И когда люстра потухла, я взялся за ручку проектора.

В общем-то, фильм, который я демонстрировал, был совсем прост. Обычная бытовая сцена пробуждения, кормления и купания Дашки. На пленке в главной роли выступала моя супруга, да помогала ей Зинаида. Отснятого материала хватило всего на несколько минут и для меня, как выходца из другого мира, разворачивающееся действие на белом полотнище не являлось чем-то привлекательным. Но только не для сидящих передо мной людей. Для них это было действительно чем-то волшебным. И вроде бы, почти все из них бывали в синематографах, видели несколько фильмов, а все равно им было удивительно наблюдать на оживших картинках людей, которых они лично знали. Вроде как фотографии, но только живые. Особо впечатлилась супруга Моллера, Ольга Макаровна. С первых кадров она то и дело восхищенно охала, ахала, умилялась Дашкиной наготе и ее улыбке. Ну а когда дело дошло до кульминации, до момента нехитрого спецэффекта, когда Дашка на одном из кадров вдруг исчезает из рук Зинаиды, она от неожиданности воскликнула:

— Ой, а куда же подевалась Дашулька? А как это? А где это она?

И она даже закрутила головой, ища поддержки.

Этот фокус был понятен только мне, Мишке, да Зинаиде, что принимала участие в постановке. Даже моя супруга была удивлена. Не ожидала она от меня такого «коварства».

— Ну что ты, Оля, так всполошилась, — успокаивающе заговорил Моллер, — это же просто фокус. Не переживай, с Дашенькой все в порядке. Я такие приемчики видел в синематографе. Так же, Василий Иванович? Успокойте вы мою благоверную, скажите, что с вашей дочкой все в порядке.

— Конечно в порядке, — подтвердил я слова Андрея Григорьевича. — Да вы же ее не далее как десять минут назад видели. Чего вы всполошились? Ольга Макаровна, вы же ее сами недавно щупали и квохтали над ней, чего вы, в самом деле?

— Ой, ну да, — растерянно проговорила супруга Моллера. Она сидела и смотрела на меня обескуражено, а затем до нее стала доходить нелепость ситуации. Вот она расплылась в улыбке, толкнула словно рассердившись мужа локтем и громко воскликнула. — А вы шутник, однако, Василий Иванович. Могли бы и предупредить нас. А вообще, здорово вы это сделали, будет что вспомнить. Это даже получше фотографических снимков будет, так же Андрюша?

— Конечно лучше, — поддакнул супруг, лениво кивнув. — Вот вырастет Дашка, вот тогда и посмотрит на себя со стороны.

В общем-то, сеанс был окончен. Маринка заново включила свет. Народ повставал со стульев, двинулся ко мне. Всем хотелось посмотреть вблизи этот чудо-аппарат. Мужчины обступили меня, стали обо всем расспрашивать — сколько стоит, где купил, трудно ли освоить и как это «вообще». Им была интересна техническая часть, а вот женщины те наоборот, механика им была не интересна. Они хотели выспросить какого это попасть на пленку. Но не найдя с моей стороны времени, переключились на Маришку. Так и разделились мы на некоторое время, мужики стали болтать об одном, а женщины о другом и как-то так незаметно получилось, что мы разбрелись по разным комнатам дома. Супруга Моллера потащила всех баб к розовощекой и веселой Дашке, чтобы всласть ее потискать, а мы, накинув шубы, осели в беседке, где курящие смогли удовлетворить свои потребности. И разговор у нас с ними зашел о перспективах синематографа.