Ярослав Львович что-то процедил сквозь зубы, прикрыв мне уши руками.

— Так сложились обстоятельства, — резко отозвался Стас. — Ты хочешь, чтобы я оправдывался?

— А смысл?.. –мой нежный, чуткий босс сдвинул руку опять на затылок, отчего слышать я стала гораздо лучше. — Воробушек, мы можем пойти на любой спектакль, который захочешь. Хочешь, вернемся на этот. Посмотришь свои сказки.

Его рука ласково прошлась по моей спине, а я последний раз всхлипнула, понимая, что как бы мне ни хотелось, нужно переставать обнимать…

— Хочу домой… — тихо шептала я ему куда-то в подмышку.

— Может, лучше в кафе? Хочешь сладенького?

— Или можно ко мне, посмотрим фильм, забудешь обо всем, — подхватил Стас, изменив интонацию на более мягкую.

— Хочу домой, — упрямо повторила я и машинально поскребла ногтями пальто Ярослава Львовича.

Поднимать заплаканное лицо было страшно. Наверняка макияж потек, нос красный… и вообще, я только что обнимала своего начальника.

Но, его, кажется, это ничуть не волновало.

— Хорошо, домой, так домой. Желание моего воробушка — закон.

И он… Ну, только возможно, коснулся губами моей макушки, нежно проведя рукой по волосам.

Как бы мне хотелось, чтобы это был не просто жест поддержки…

Да, надо признаться себе: Альбина была права.

Я оказалась слишком глупой, чтобы не влюбиться в своего начальника… Не нужно было устраиваться под его начало… К чему вообще может привести моя детская влюбленность?..

«К чему вообще может привести моя детская влюбленность?».

Я улыбнулась, как кошка, потягиваясь на белоснежных простынях. Могла бы мурчать — обязательно бы замурчала.

Чудесное утро, самого лучшего в моей жизни дня.

Окно было задернута тяжелыми шторами, но в узкую щель можно было подглядеть, что утро уже началось.

В дверь кто-то тихонько поскребся и, не дождавшись моего ответа, вошел.

Поступь была столь тихой, словно вошедший двигался на носочках.

Я тут же прикрыла глаза, делая вид, что все еще сплю.

Секунда, еще одна…

Я все ждала, когда он склонится надо мной, и его теплые, нежные губы пройдутся от виска до нежного местечка за ушком.

Как его пальцы начнут перебирать мои волосы, а голос… Его потрясающе глубокий голос назовет меня засоней и скажет, что пора вставать.

— Пора вставать, сестренка! — вместе с этими словами тяжелая штора отъехала в сторону, впуская в комнату свет, а я тут же накрылась одеялом.

— За последние годы метод побудки у тебя ничуть не изменился. Все такой же жестокий, Аля.

Сестра довольно хмыкнула и под мое бурчание начала стягивать одеяло, пытаясь вытащить меня из-под его защиты.

— Вставай, иначе все проспишь. Вот одену фату и вместо тебя замуж выйду! Никто о подмене и не догадается!

— Он — догадается, — возмущенно отозвалась я, садясь, но Альбине именно этого и надо было.

— Тогда мой коварный план отменяется, -— кивнула он, откидывая одеяло подальше.
– — Встала? Теперь скорее умывать и одеваться. Сейчас быстренько сделаю тебе прическу, макияж и в ЗАГС! Мне написали, что там уже человек триста.

— Триста?! — в панике переспросила я.

— Ну, может, и меньше. Но там и журналисты, и телевизионщики, и даже твои коллеги. Да вон, посмотри в окно. Там тебя уже ждут.

Я вскочила, судорожно натягивая подаренный шелковый халатик, и бросилась к окну.

Толпа под окнами встретила меня радостными возгласами и вспышками камер.

— Скорее отходи оттуда! — резво подскочив ко мне, заволновалась Аля, оттаскивая меня к двери. — Только специальный фотограф может снимать тебя! А эти журналюги разошлют фотографии по всем журналам. Будет скандал.

— Скандал, — медленно повторила я.

— Точно. Скорее одеваться, сестренка!

Альбина провела меня по такой пустой без него квартире и указала на ванную.

— Умывайся скорее, а я пока приготовлю оладушки.

Я озадаченно кивнула, удивленная ее энергичностью. Но как же хорошо, что мы помирились! Все распри позабыты и теперь, в самый счастливый день моей жизни, она рядом. Поддерживает меня.

Умылась, позавтракала и накрасилась я в мгновение ока. Казалось, только моргнула, а Аля уже поправляет мою прическу.