— Что там? — Нетерпеливо спросила девушка.

Мне тоже было интересно.

— Классная вещь! — Влад аж надулся от важности, словно он сам к этой вещи имел прямое отношение. — Классный мужик! Он на этом такие бабосы поднял! И мы, если вы будете стараться, тоже сможем.

Понятнее от его объяснений не стало. Мы с Викой переглянулись. Она вдруг прыснула, прикрыла рот ладошкой и уставилась в телевизор. По экрану шла рябь.

А Воланчик не унимался. Не мог он без театральных эффектов:

— Готовы? — Сказал парень максимально серьезно. Дождался кивка, преисполнился важности. — Тогда поехали.

И нажал кнопку на пульте.

Рябь исчезла. Экран стал темным. Раздались механические звуки. Потом появилось изображение. Воланчик напрягся. Вика подалась вперед. Из телевизора полился знакомый до боли голос:

«Уважаемые зрители и телезрители, прежде чем мы начнем разговор об исцелении, о чудесах…»

Я едва не заржал. Ну, здравствуй, Анатолий Михайлович.

— Видал! — Воланчик от восторга потер руки. — Не, ты видал? Во дает мужик! Во дает!

Для убедительности он ткнул мне в бок локтем. Мог бы и не стараться. Я и так пребывал в охреневшем состоянии.

С экрана на меня смотрел Кашпировский. Я постарался выполнить все указания мэтра — устроился поудобнее, прикрыл глаза, расслабился. От этого господина, мастерски дурившего в девяностые головы половине страны, меня тошнило куда как хлеще, чем от вчерашней попойки. Учиться я у него не собирался точно.

* * *

Под мерный успокаивающий голос я даже умудрился задремать. Воланчик тоже всхрапнул. Профессионально, с чувством. Всерьез смотрела только Вика. Этот час полз, как больная черепаха. На жестких стульях сидеть было неудобно. Вот бы креслице где отыскать или в кроватку прилечь…

Время от времени я приоткрывал глаза, смотрел на часы, висевшие над столом, вздыхал. Десять минут, двадцать, тридцать.

Сеансы Кашпировского я не понимал тогда, сейчас они не произвели на меня впечатления и подавно. Еще бы Чумака поставили! Идиоты.

Час наконец завершился. Вика выключила видак и растолкала Влада.

— А Чумак есть? — Спросила она на полном серьезе. — Я бы воды зарядила.

Я украдкой хмыкнул. Воланчик же потянулся, хрустнув суставами, сладко зевнул, спросил:

— Зачем он нам? Он же ничего не говорит.

Девчонка расстроилась.

— Ну хорошо, хорошо, — поспешил ее успокоить Влад, — я тебе следующий раз привезу.

Вика на радостях бросилась ему на шею, совершенно невинно чмокнула в щеку. Воланчик неожиданно зарделся. Видно было, что ему невероятно приятно. Чтобы скрыть смущение, он глянул на часы:

— Сколько там у нас?

У нас было два часа по полудни.

— Ого! Вечер скоро. Что-то я у вас засиделся.

Он засобирался, встал, размял затекшую поясницу, обернулся к нам.

— Вот что, други мои, вы тут без меня сильно не хулиганьте. Завтра вернусь и проверю, как вы себя вели.

— Есть, товарищ командарм, — я прикрыл одной ладонью маковку, другую кинул к лицу.

Воланчик мне начинал нравиться. Своим неунывающим характером, своим жизнелюбием.

— Вольно, новобранец, — сказал он.

После глянул на девушку.

— Викуля, ты его, если что, отправляй на гауптвахту! Я разрешаю.

Вике эта идея определенно понравилась.

— А где у нас гауптвахта? — Тут же уточнила она.

— Там, во дворе, — Воланчик порыскал глазами, с направлением определиться не смог и махнул рукой, куда Бог пошлет. — Будочка такая приметная, с сердечком на двери.

— Ах, ты!

Я вскочил с места. Влад, как это всегда было в детстве, показал мне язык и рванул к двери. Ноги сами понесли за ним следом. Вика расхохоталась нам в спины.

Уже на улице, остановившись у калитки, Воланчик вдруг стал серьезным.

— Ты это, — сказал он, старательно не поднимая глаз, — девчонку-то не обижай. Она хорошая. Только жизни совсем не нюхала.

Это было неожиданно. Это сделало Влада в моих глазах порядочным человеком.

— Не буду, — совершенно искренне пообещал я.

Мы молча пожали руки, и Воланчик уехал. Я прислонился к калитке, рядом с одним из черепов. Стоял, смотрел вслед машине и думал, что эту Вику обижать — огромный грех. Таких, как она в этом мире и так почти не осталось.