Милая девушка. Ее зовут Мила. Ее всегда все так называли. Но это не полное ее имя. А какое полное — я не помню. Она сидит с краю, ее почти не видно за всей этой мишурой, что облепила сидящих за столом. Возможно, она такая же чужая, как и я сейчас. Чужая для них, чужая в этом доме. Последний раз я помню ее года четыре назад, наверное. Ей было пятнадцать лет. Маленькая, хрупкая, даже больше худая. Так же сидела за столом и молчала. Приложение к родителям, за которое тоже все решают.

Мне любопытно, о чем эта игра. Это, наверное, единственное, что меня еще держит за этим столом.

— Глеб, расскажи, как прошел твой день? — Правда? Отец интересуется?

— За*бись.

Гости замерли. Не ожидали, что сын Павла Навицкого такой грубый, неотесанный и невоспитанный? Добро пожаловать в нашу семью, где все вокруг одна сплошная картинка. Поддельная картина захудалого художника-карикатуриста.

— Глеб, — мама пытается смягчить обстановку, — давай немного сбавишь обороты…

— Как прошел мой день… Тебя правда это интересует?

— Если бы не интересовало, то не спрашивал бы.

— Ну, хорошо, — игра затягивает, правила пока не ясны, но намереваюсь выбиться в лидеры. Как в гонках, надо просто рассчитать тактику противника, увидеть его слабые места, а когда он их покажет, вдавить педаль и оторваться. — Я встречался с друзьями, общался. Потом были дела, — не уточняю какие. — А вы? Ты. Чем занимался ты? — провоцирую его, отец прекрасно осведомлен, что этот вопрос я никогда ему не задаю, знаю наперед его ответ — работа, всегда работа, постоянно. Его семьей были не мы с мамой, а работа.

— Новый проект. Иван, ты же помнишь Ивана, Глеб, у нас с ним будет новый проект. Ему нужна моя помощь по многим вопросах. Я согласился.

Тишина за столом, все переглядываются. Чувствую, теряю нить. Только Мила сидит все еще опустив голову. Прямая спина, длинная шея, такие же длинные руки, что сложены у нее на коленях. Красивая маленькая статуя. Не люблю. С такими скучно.

— Глеб, я хочу тебя кое с кем познакомить.

— Я всех здесь знаю, если только вы не прячете за стенкой кого-нибудь.

— Знакомься, твоя будущая жена — Мила Апраксина, — голос его стал тверже, как и всегда, повелевает, приказывает.

— Это, бл*ть, шутка такая? Какая нах*р жена?

— Глеб, спокойнее, — подключается мать.

— Спокойнее? Вы на старости лет совсем из ума выжили? Мы что, в 18 веке, когда всех женили, никого даже не спросив?

— Нет. Но в наше время это тоже обычное дело. Особенно для таких семей как наши.

— Пи*дец какой-то

— ГЛЕБ!

— Что Глеб? В общем, прошу меня извинить, но я откланюсь. Так можно сказать? Или правильно откланиваюсь? Да, одна х*йня. Все, всем мир! — выхожу из-за стола.

А Мила так и сидит. Она правда статуэтка какая-то, даже не шелохнулась. Раздражает.

Поднимаясь по лестнице, слышу, что отец успокаивает Ивана, отца Милы, чтобы не переживал. Что свадьба при любом раскладе будет.

Ну мы это посмотрим, родственнички.

Глеб

Захожу к себе комнату, дверь сильно ударяется о стену. Скорее всего, останется след от ручки. Под ногой мяч, футбольной. Со всей силы отбиваю его. Нервно. Внутри меня все бурлит от негодования. И это не кровь, закипающая, когда рука лежит на ручке коробки передач. Это другое. Это гнев. В мою жизнь снова вмешивается отец. Сначала выбирал мне школу, потом университет, специальность, работу тоже уже выбрал. Все за меня, мое мнение ничего для него не значит.

В моих же планах, если и обзаводиться семьей, то намного-намного позже. После тридцати нормально? Да, пожалуй, после тридцати мне подходит. В первую очередь мне нужно найти дело своей жизни, чтобы сутками не пропадать на работе, как это делал отец всю свою жизнь. Я хочу видеть как растут мои дети, как они взрослеют, чего-то добиваются.

Именно поэтому от него и ушла мать. Как можно соревноваться с той, кто изначально на первом месте. Это не любовница, не жена. Она намного ближе к нему. Даже я, его сын, далеко не на первом месте. Второе? Тоже мимо. Возможно третье, и то не факт.

Без стука, впрочем, как и всегда, входит отец. Он так же зол, как и я. Раньше меня это пугало. Я не знал, что от него ожидать. Нет, меня никто и никогда не бил. Он всегда подавлял по-другому. Видел слабые места и давил на них. Низко и подло. Но это научило меня важному правилу — устранять слабые места. Их быть не должно.

— Надо стучаться, когда входишь. — Подбрасываю мяч и ловлю его.

— Я в своем доме, Глеб.

— Может, тогда еще и дверь с петель снимешь? А что? — на него не смотрю. Это лишнее, я и так знаю, что в них плещется: раздражение, гнев и разочарование.